Первая философская трактовка метафоры была предложена аристотелем. Философия метафоры. Метафора и природа науки. Эвристическая роль научной метафоры

ФИЛОСОФИЯ МЕТАФОРЫ

Андрей Вознесенский

Вл. НОВИКОВ.

«Новый мир» №8, 1982.

Т янутся друг к другу слова, предметы, понятия, радуются своему внезапному сходству. Встретившись, расстаются - с грустью или с болью. Расстаются навсег­да, но тяга к сближению передается дру­гим словам, предметам, понятиям - новые возникают союзы, новые звучат диалоги. Мир строится непрерывно. Таков основ­ной закон поэтики Вознесенского, такова эмоциональная логика его образов. Мета­форическое изобилие стихов Вознесенско­го - факт очевидный, но еще не очень по­нятый хотя бы потому, что оценки он вы­зывает полярно противоположные. Попро­буем в интересах ясности прислушаться к аргументам тех, кто метафоричность не одобряет.

Честно говоря, иной раз начинает ка­заться, что для многих тут все дело в тер­мине, в самом слове «метафора», восприня­том в качестве какого-то жупела, какого-то синонима вычурности и нарочитости. Древнее слово это стало казаться модной новинкой - может быть, потому, что оно лет двадцать назад особенно полюбилось поэтам, которые, похитив его у кабинетных филологов, выпустили, как птицу, из клет­ки академического стиля на вольные стра­ницы своих книг. «Метафора - мотор фор­мы»,- написал Вознесенский в 1962 году, размышляя о поэзии Гарсиа Лорки. Кому-то этот лозунг оказался неприятен, кому-то просто непонятен - и потому враж­дебен. Я не считаю, что понятие «метафо­ра» нуждается в защите и оправдании, но не хочу отгораживаться и от тех читате­лей, которые с подозрением относятся к моторам и формам. Рискуя впасть в про­светительскую наивность, спешу успокоить их: загадочное слово «метафора» во многом сходно по смыслу с простым рус­ским словом «сравнение». Говоря о мета­форичности Вознесенского, непременно вспомнят:

Мой кот, как радиоприемник,

зеленым глазом ловит мир.

В строгом педантичном смысле это срав­нение: названы обе составляющие образ части, между ними есть союз «как» и т.д. Вообще говоря, для поэзии нашего века мелочные технические различия между сравнением и метафорой становятся все менее важными, поэтому в академической науке возник составной термин метафора-сравнение, а некоторые теоретики просто считают метафору частным случаем срав­нения.

Зачем все эти терминологические трюиз­мы? Затем, чтобы продолжить их трюизмом философским «все познается в сравнении », а потом перейти к вещам ме­ нее очевидным.

Мир, состоящий из разнородных, не соотнесенных друг с другом предметов, называется хаосом. Сравнение - первый шаг навстречу гармонии. Между котом и ра­диоприемником гораздо больше различий, чем сходства. Они не были похожи до тех пор, пока в комнату не вошел человек. Это третий, и, может быть, важнейший, элемент художественного сравнения. Его-то иногда не замечает читатель, допуская ошибку не теоретическую - душевную. Потому труд­но согласиться с теми: кто считает метафоричность Вознесенского чрезмерной. Нужна ли умеренность в той работе, которую Блок определял словами «безличное - вочеловечить»? А в деле «вочеловечива ния» метафора - одно из самых мощных средств.

Да и существует ли вообще неметафорическая поэзия? Может быть, дело в том, что одни пользуются набором готовых ме­тафор, а другие еще и создают новые? Не является ли метафорой и сам стих? Во вся­ком случае, его изобретатель обладал богатым воображением, раз он решился бес­конечность жизни и речи уподобить крат­кому мигу - строке.

Метафора по-гречески означает перенос, перенесение признака с одного предмета на другой. Метафора Вознесенского - это чаще всего вознесение, рывок от традици­онно низкого к высокому.

Суздальская богоматерь,

сияющая на белой стене,

как кинокассирша

в полукруглом овале окошечка!

Острый взгляд? «Хищгый глазомер»? Но ведь эти качества просто так никому не даются: они входят в состав таланта толь­ко в сочетании с жаждой идеала. Обна­ ружить чисто геометрическое сходство окошка кассы с формой нимба может, на­верное, каждый человек. Но точно выра­ зить эмоциональное следствие этого сход­ства - дело другое. Здесь соблюдена ду­шевная мера гармонии, ведь сравнение по­лучилось обоюдовозвышающее: кассирша уподобилась Богородице , а та в свою оче­ редь ожила, заговорила.

Но не так легко, наверное, читателю на­строить свое зрение сообразно метафорическому световому потоку. Иначе откуда бы взялось столько недоразумений?

Сколько было тьмы непониманья...

При появлении «Параболической балла­ды» кто-то упрекнул Вознесенского в воспевании окольно-параболических путей и недооценке прямой линии. «Треугольная груша» долгое время служила дежурным символом заведомой бессмыслицы, хотя в самом стихотворении «груши треугольные» пояснялись рифмой «души голые» - какие еще нужны комментарии? «Антимиры» ут­вердили за автором стойкую репутацию негативиста, строящего свой мир не то на потусторонних, не то на нигилистических основаниях Это при всем множестве сти­хов, совершенно недвусмысленно рисую щих земные радости, выражающих жизневосприятие безмерно счастливого чело­века!

Тут какое-то циклопическое зрение, убежденная однобокость. А может быть, и душевная лень, нежелание сделать малей­шее усилие - перевернуть медаль и по­смотреть, что там, с другой стороны. Этим объясняю и странные претензии к тем сти­хам Вознесенского, где он оплакивает не­рожденные поэмы или рассказывает, что ему не пишется. Неужто непонятно, что на самом-то деле таким способом изображает­ся рождение поэзии, процесс писания ри­суется? Только через противоположность. «Не» (как и «анти») - знак метафорично­сти особого рода. Попросту говоря, знак отрицательного сравнения - приеме, весьма распространенного в русском фолькло­ре (загляните в Киршу Данилова - такие роскошные «антимиры» найдете), да и у классиков популярного («Не стая воронов слеталась..,». «Не ветер бушует над бо­ ром...»).

Не в поучение - в порядке обмена читательским опытом хочется сказать: не на­до отвлекаться на мелочи, тратить эмоции на изучение химического состава сора, из которого порой растут стихи. Не надо от­колупывать краску с полотна.

Я нашел тебя на свалке.

Но я заставлю тебя сиять.

А сияние - только на стыках, на пере­сечениях, в сравнениях всего со всем. Воз­несенскому все слова нужны, все вещи, реалии, темы. Про иных поэтов можно за­ранее сказать: такое-то слово для него не­характерно, на такую-то тему он писать не ­станет. Но не про Вознесенского. По тематике и словарю он универсалист, энциклопедист. А где установка на энциклопедизм, на полноту обзора - там отсутствие в ху­дожественной системе любой темы (самой приземленной), любого слова (самого гру­бого) было бы просто ложью. Вот почему для Вознесенского употребление в стихах слова «унитаз» не является непристойно­стью, а те, кто таковую здесь усматрива ет, просто стихи не по назначению употреб­ляют. Не что за предмет назван, а с чем он сравнивается - вот логика поэзии

Метафора-волшебные очки. - Не надо рассуждать, зачем они, из чего сделаны, нравственна или безнравственна их материальная оправа. Примерите взгляд поэта, сравните его со своим собственным. У каж­дого ведь живого, пишущего ли стихи, нет ли, есть свои метафоры мира:

Есть в душе у каждого, не всегда отчетливо,

тайное отечество безотчетное.

Колебание этих тайных струн в душе чи­тателя есть необходимое условие контакта с поэтическим миром Вознесенского. Оно, естественно, ее может на сто процентов, зеркально повторить тот импульс, которым стихи рождены. Поэзия не телеграф, она не способ передача информации, а резо­нанс, возникающий при взаимном духов­ном напряжении поэта в читателя.

Первая возможная ошибка при читатель­ской работе с метафорами Вознесенского - буквальное восприятие элементов, об­разующих сравнение. Вторая - рассудочная расшифровка метафоры. Ясно, что при оп­ределенной степени культурной осведомленности можно подыскать какие-то значе­ния и для кота-радиоприемника, и для гло­буса-арбуза «в авоське меридианов и ши­рот», и для виолончельности дубового ли­ста, и для математической метафоры « 2 = 1 > 3 000 000 000», и для «душевной аллергии». Можно, но не нужно. Надо по­нять общий закон метафорического строя, а строй этот эмоционален, и постигнуть это можно только эмоциональным трудом. Тут не помогут ни логическое манипулирование, ни эрудиция, ни выколупывание ремини­сценций и перекличек. Тут, наверное, все зависит от душевной мобильности, от куль­туры чувствования - культуры безотчет­ного.

Вот «Старый Новый год», известное сти­хотворение. О чем оно, зачем оно? В России год начинается дважды, и получается

с первого по тринадцатое

пропасть между времен.

Каждому понятна логическая сторона та­кой метафоры. Но это только вход в стихотворение. А дальше поэт предлагает эту «пропасть между времен» представить, по­чувствовать, пережить. Он нам демонстри­рует свободный полет своего чувства:

вместо метро «Вернадского»

кружатся дерева

сценою императорской

кружится Павлова-

и приглашает лететь рядом. Если читателю не приходилось прежде испытывать подобные ощущения, - мечтать на подобные те­мы, то полета, по всей видимости, не полу­чится независимо от образовательного цен­за. Но со второго-третьего раза может по­лучиться- через год через десять лет, все равно. Метафора - рычаг, поднимающий душу ввысь, а поэт- учитель, инструктор, обучающий навыкам внутренней свободы:

- Мама, кто там, вверху, голенастенький,-

руки в стороны - и парит?

- Знать, инструктор лечебной гимнастики.

Мир не может за ним повторить.

Повторить иногда бывает трудно. Я срав­нил бы еще чтение Вознесенского с биатлоном: подобно лыжнику-стрелку, читатель должен пройти трассу стиха на высокой «певчей скорости», успевая на ходу попасть взглядом во все мишени-метафоры. Каж­дый промах взгляда - потеря, а подолгу у мишеней задерживаться нельзя: пока бу­дешь глубокомысленно мусолить отдель­ную метафору, потеряешь смысл интона­ции, ощущение речевой естественности. Это тренировка душевной техники, отзыв­чивости на радость и на боль.

Часто говорят о том, что метафоры и ритмы Вознесенского сконструированы, смонтированы, не рождены непосредственным эмоциональным порывом! Но сделанное в искусстве, если оно сделано хо­рошо, сразу становится живым, «рожден­ным» (смотри об этом у Овидия - история Пигмалиона). Художественное творчест­во - это всегда сочетание сознательного конструирования и безотчетных прозрений. Сколько затрачено того и другого - это интимная тайна художника. Сомножители творческой работы не известны никому, даже самим поэтам (вспомните, сколь наивна была попытка Э. По объявить своего «Ворона» плодом холодного конструирова­ния),- известно только произведение.

А что касается обнаженности приемов, то за ней у Вознесенского стоит чаще все­го обнаженность чувства:

Можно и не быть поэтом,

но нельзя терпеть, пойми,

как кричит полоска света,

прищемленного дверьми!

Отчетливость метафорических линий - форма откровенности. Эти линии - набух­шие вены на натруженных руках поэзия. Для Вознесенского метафора не только средство живописания, но и способ автопортретирования, лирического самопозна­ния. Авторское «я» строится на многократ­ном сравнения себя с самыми разными людьми. С Мэрлин Монро и рыбаком, с Пушкиным и Гоголем, с Маяковским и Вы­соцким, с загорским монахом и футболистом, с камергером Резановым и студент­кой Светланой Поповой, с одинокой жен­щиной, потерявшей любимую кошку, и администратором гостиницы, с Пастернаком и настоятелем Полисадовым. (А чем неканоничны переводы стихов Микеланджело? Тем прежде всего, что в каждом «я» сравнение автора с переводчиком.) Это все ли­ ца, а не маски. Поэт не играет во всех этих людей, не притворяется ими, а ищет с каж­дым общее - с каждым разное, для каж­дого открывает новое место а своей душе. И несходства не стыдится, не скрывает его - оно ровно в такой же степени цен­ но и значимо, как сходство:

Такое же - и вес другое

В этом отношении любопытно сравнить поэзию Вознесенского со столь же многонаселенными поэмами и стихами Евтушен­ко. У того совершенно иной способ общения с героями. Евтушенко рвется к ото­ждествлению себя со всеми и всех с собой. Малейшего сходства ему достаточно, что­бы заявить: «Я - это ты», неумолимо тре­буя ответного признания. Поэтический иде­ал Евтушенко можно представить в виде пиршественного стола, где вместе с автором восседают в одном ряду и Стенька Ра­зин, и Пушкин, и декабристы, и строите­ ли Братской ГЭС, в борцы за освобожде­ ние Африки и Латинской Америки. Все поют общие песни, все связаны одним чув­ством.

Вознесенский же предпочитает с каж­дым говорить с глазу на глаз. Лицом к лицу. Делясь с читателем духовными ре­ зультатами этих встреч, их интимно-чело веческую сторону он открывает не полно­ стью. Для него существует некая тайна диалога, как тайна исповеди.

Что лучше? Не знаю. Наверное, эти две системы равноценны, равноправны, и время вызывает их к жизни попеременно. Но разницу важно понимать. В лирического героя Вознесенского нельзя смотреться как в зеркало, подставляя буквальным образом читательское «я» на место авторского, вы­искивая в стихах те мысли в чувства, ко­торые можно полностью принять за свои. Нет, здесь надо не приравнивать, а срав­нивать: себя с поэтом, поэта с собой. Ли­ цом к лицу. Неправда, что таким спосо­ бом «лица не увидать», что «большое ви­дится на расстоянье». С дистанции лучше познаются размеры - это дело другое, но суть, выражение лица надо читать вблизи.

Лирический герой Вознесенского челове­чески конкретен, определенен. Стремясь понять все и всех, он не заявляет авансом всепонимания и всепринятия. Любя Пикассо, не скажет, что ценит также и Шишкина. Ценя в женщине красоту, не поспешит оговориться, что на первом плане для него вес же душевные качества. У него очень свои почва и судьба. И он не стесняется своей московской послевоенной почвы, не стесняется быть современником себя са­ мого. А тем, кто эту почву «читает недостаточной. Вознесенский скажет дружески:

Любимые современники,

у вас века другого нет…

Не так просто, откровенно говоря, зара­ботать право, не становясь на котурны, выступить от имени столетия, как это сде­лано автором в «Монологе XX века». Это стихотворение - как картина с двойным светом. Если прочесть, не обратив внима­ния на название, его можно принять за мо­нолог самого поэта (строго логически, «мой век» - так век о себе говорить не может). Здесь опять метафора, сравнение, совпаде­ние-несовпадение века и поэта. За оратор­ской декламацией в тенях смыслового сме­щения рождается философский подтекст.

Культура вечности складывается из уси­лий тех, кто был верен своему веку. Споря с ним, ненавидя его, тревожась за века последующие, но никогда свой век не пре­давая.

Почва, судьба... Не превращаются ли эта слова в некую догму, когда за ними подра­зумевают строго обязательный вариант био­графии: испытания, невзгоды, трудности? А громкий успех, напряженно-интересные встречи, жадный взгляд миллионной ауди­тории - это не судьба? Отсюда ведь тоже кое-что открывается. Что же до трудно­ стей, испытаний и даже мучений, так поэ­тическая профессия всегда дарует их в из­бытке.

Своей профессии Вознесенский никогда не стыдится, не притворяется даже в шут­ку непоэтом. Поэзия - доминанта характе­ра, суть судьбы, смысл жизни:

Ни в паству не гожусь, ни в пастухи,

другие пусть пасут или пасутся.

Я лучше напишу тебе стихи.

Они спасут тебя.

Из Мцхеты прилечу или с Тикси

на сутки, но зато какие сутки!

Все сутки ты одета лишь в стихи.

Они спасут тебя.

Ты вся стихи - как ты ни поступи,-

зачитанная до бесчувствия.

Ради стихов рождаются стихи.

Хоть мы не за «искусство для искусства».

Эл стихотворение построено на бесстрашно -прямом сравнении поэзии с женщиной - или женщины с поэзией. Элементы сравнени я не вполне совпадают, между ними остается смысловой зазор, «сквозняк про­ странства». «Ты» приобретает еще одно значение - жизнь . Поэзия и жизнь раз­ дельны, но поэт не чувствует между ними границы. Блок говорил о нераздельности и н еслиянности жизни я искусства - эта формула антирассудочна, «ее можно только пережить , почувствовать. Вознесенский дал свой эмоциональныйвариант этой идеи на сегодняшнем языке.

Поэзия служит жизни по свободному выбору, ничего не обещая заранее. Иначе это будет не служение, а служба. «Ради стихов рождаются стихи», и именно по­ этому произведения Вознесенского не внеш­не, а по сути связаны с самыми важными болезненными вопросами сегодняшнего человечества. Поэта властно тянет к «устью предчувствий», он пробует пере­жить разные варианты будущего плане­ты, в том числе я варианты самые беспо­ щадные. Именно пережить, предчувство­вать, а не предвидеть, поскольку разум часто пасует, когда мысль обращается к трагическим крайностям. Чувство смелее, оно вторгается и в те пределы, о которых «страшно подумать». Апокалиптические фантасмагории Вознесенского - это при­вивка боли себе и читателю. Сделана став­ка не правду чувства: только оно, развер­нувшись во всей полноте, может опроверг­нуть худшие прогнозы. Нужны существенные коррективы к самому идеалу челове­ ка. Homo sapiens должен развиться еще и как homo sensibilis - человек чувствую­ щий. Так я определил бы складывающую­ся у Вознесенского модель гуманистической стратегии. Недаром он решительно отредактировал Декарта, предложив фор­мулу «чувствую - стало быть, сущест­ вую».

Это не проповедь расслабленной чувст­вительности, а устремленность к новым возможностям, новым цветам и оттенкам того сложного спектра, который являет собой бытие человека. Здесь еще очень много непознанного, недочувствованного, сулящего новые горизонты и для разума. Космос чувства - это равновесие радости и боли. Пока баланс этих сообщающихся сосудов сохраняется - мир неистребим.

Сравнение, соотнесение радости и бо­ ли - сквозная тема поэтической работы Вознесенского, начатая еще в «Мастерах», развернутая во множестве сюжетов и об разов и наиболее отчетливо обобщенная метафорой соблазн . О радости и боли Вознесенский не рассказывает, он вводит их в читателя через стих. Не называет, а вызывает. Здесь опять-таки таится причи­ на недопонимания и недовольства. Кто-то боится боли, кто-то не умеет радоваться. Так что у «инструктора лечебной гимна стики» работы всегда будет достаточно:

Среди ангелов-миллионов,

даже если жизнь не сбылась,-

соболезнуй несоблазненным.

Человека создал соблазн.

Чувство - не замена разума, а его про­водник в сложных, кажущихся тупиковыми ситуациях. Метафора - не замена мысли, а энергетическое поле, в котором думает­ся по-новому, обновляются и самые спо­ собы мышления. Вот реплика Вознесенско­го в экологической дискуссии:

Поглядишь, несметно разрастается зло,-

слава Богу, мы смертны, не увидим всего.

Поглядишь, как несмелы табунки васильков,

слава Богу, мы смертны, не испортим всего.

Две взаимоисключающие мысли не унич­тожаются, поскольку они стоят не прямо друг против друга, а немного боком. Это не «тезис и антитезис», а сравнение мыслей. Сами мысли здесь выступают как материал, итог их взаимодействия чис­ то художественный, эмоциональный. Трак­ товать итоговый смысл каждый читатель волен по-своему, но одно ясно: выход у человечества есть, хотя найти его трудно. Что могут стихи? Даже если только рас­ крепостить ищущее сознание - уже нема­ ло.

Чувство выступает для Вознесенского и тем критерием, который диктует меру про­ стоты или сложности разговора с читате­ лем. Вообще говоря, поэтов сложных или простых, по-моему, не существует: и сложность и простота - инструменты, вы­бираемые в соответствии с интуитивно ощущаемой творческой задачей. Но по­ скольку Вознесенского даже в последнем энциклопедическом словаре сопровождает мета усложненности, хочется сказать и о вполне доступной поэту «неслыханной про­ стоте». Ну вот хотя бы:

Ты меня на рассвете разбудишь,

проводить необутая выйдешь.

Ты меня никогда не забудешь.

Ты меня никогда не увидишь.

Заметим только, что и простота у Вознесенского своя, «неслыханная» в том смысле, что мы ее не слыхали у кого-ни будь другого. Приведенные строки не эле ментарны, это не копия обыденной речи. Слова «не забудешь» и «не увидишь» не могут стоять рядом в обыкновенном раз­ говоре, они слишком полярны. Здесь опять метафоричность, сравнение слов - знаков счастья и беды. А естественность интонации, свободное звучание стиха, «впа дающего в речь»,- это попросту безотказ ное свойство работы Вознесенского и в «простых» и в «сложных» вещах. Оно да­ же перестает порой ощущаться читателя­ ми, принимается как должное. Иллюзия. типичная для тех, кто никогда не пробо­ вал заговорить стихами. Может быть, для понимания поэзии каждому нужно хотя бы чуть-чуть попытаться побыть поэтом? Не знаю, но очень тревожно слушать раз­ говоры о том, что высокий уровень стиха ничего не значит, что стихи и поэзия - ве­ щи разные. По-моему, это безответствен­ ная схоластика, поскольку вне стиха, вне музыки мастерства поэзии не существует. С «Треугольной груши» и до сих пор Вознесенский сопрягает, связывает стихи с прозой, взвешивая их сравнительные воз­ можности, строя на их сходстве и контра­ сте свою концепцию мира. К каким итогам он пришел?

Классификатор скрупулезный,

поди попробуй разними -

стихами были или прозой

поэтом прожитые дни?

Разъять все-таки можно - не в букваль­ном смысле, а аналитически. И тогда мож­но заметить ход взаимовлияния: стих Воз­несенского настраивает по прозе свою ре­чевую органику, а проза перенимает у стиха метафоризм, лаконичность высказывания. Это ощущается не только в повести о Пастернаке «Мне четырнадцать лет...», но и, скажем, в маленькой новелле «Судьба поэта », помещенной в качестве скромного вреза к журнальной публикации стихов Высоцкого. Это не мемуары, не критика - слишком велик субъективный элемент, всюду неизменное сравнение персонажей с самим собой и со своей биографией. Че­ тырнадцать лет - это и «вечный» возраст Пастернака, и возраст автора в пору пер­ вой встреча с учителем. А в раздумьях о трагически запоздавшем признании талан­ та Высоцкого звучит момент исповеди: «Неужто умереть надо, чтобы люди поня­ли и поверили?» Что ж. тем отчетливее личная заинтересованность в тех, о ком пи­ шет Вознесенский, внятнее то, что он хо­ чет сказать читателю…

Рецензионная традиция требует пример­но в четвертом абзаце с конца заговорить о недостатках, пожелать автору преодоле­ния противоречий.

Вспоминаю одну из постоянных автоме­тафор Вознесенского:

Века Пушкина и Пуччини

мой не старше и не новей.

Согласитесь, при Кампучии -

мучительней соловей.

История русской поэзии показывает, что советовать соловьям, тем более направлять их развитие - дело не очень плодотворное. Не хочу повторять традиционных ошибок. А потому не желаю автору «Соблазна» и «Безотчетного» расставаться с теми про­тиворечиями, и страшными и прекрасны­ми, из которых он делает свой стих и свой свет.

Введение

Гл.1 Парадигмы понимания метафоры. голографическая модель метафоры

1.1. Традиционная модель метафоры. Метафора в риторике и истории философии ее. 18-40

1.2. Нетрадиционная модель метафоры. Теории метафоры XX века. Гносеологическое значение и онтологические основания метафоры ее. 40-81

1.3. Голографическая модель метафоры как синтез традиционной и нетрадиционной

парадигм ее. 81-96

Гл.2. Метафора как средство философского познания

2.1 Метафора и природа философии. Особенности философских метафор. 97 - 136

2.2 Подходы к изучению философских метафор. Исторический, тематический и персональный способы исследования метафор в философии ее. 136 - 207

2.3 Системно-иерархический подход к изучению философских метафор. Базисные метафоры философии ее. 207 - 239

Гл. З Метафора как средство научного познания

3.1 Метафора и природа науки. Эвристическая роль научной метафоры ее. 240- 269

3.2. Конституирующая роль научной метафоры ее. 269 - 304

3.3. Критерии отбора и функции научных метафор...ее. 304 - 325

Заключение ее. 326-330

Библиография ее. 331 - 346

Введение к работе

Актуальность темы исследования связана, во-первых, с необходимостью объяснения возникшей в современной философии ситуации, состоящей во влиятельности постмодернистских мотивов и настроений. Метафора может рассматриваться как ключ к философии постмодернизма с её специфической формой мироощущения, известной под названием постмодернистской чувствительности, которая в значительной мере опирается на сформулированный М.Хайдеггером принцип «поэтического мышления». Известно, что согласно данному принципу, наиболее предпочтительным способом раскрытия изначальных смыслов вещей является не логическая аргументация, но путь поэтических ассоциаций и метафор. Постмодернистская чувствительность, поэтому, проявляется в особой манере мысли и письма, которую с полным правом можно назвать метафорической эссеистикой. В связи с этим изучение метафоры, являющейся важнейшим концептуальным средством и центром своеобразной организации постмодернистских текстов, может способствовать более глубокому постижению смысла современной философии.

Во-вторых, исследование метафоры является весьма актуальным в свете положения постмодернизма о неизбежной художественности, поэтичности всякого мышления, в том числе философского и даже естественнонаучного. Постмодернистская идея сближения философии с литературой и стремление рассматривать философию как особый литературный жанр, основанная на принципе изначальной метафорической природы языка и первичности фигурального значения, должна подвергнуться максимально беспристрастному изучению. Исследование метафоры является весьма актуальным в связи с

принципом постмодернизма, провозглашающим отказ от традиционного противопоставления «серьёзной» литературы (философии, науки) и заведомо «несерьёзной», основанной на вымысле художественной литературы. Объективное исследование роли метафоры в философии и науке может, поэтому, способствовать разрешению данной проблемы, сформулированной современной философией.

В-третьих, актуальность настоящей темы обусловлена тем, что при её исследовании появляется возможность представить новое видение ряда важных философских проблем: об отношении языка и сознания к реальности, о соотношении познающего и познаваемого, о связи рациональной и иррациональной сторон в процессе познания и других. Метафора является в этом смысле звеном в цепи фундаментальных философских проблем, от освещения которого, в той или иной степени, зависит решение всех последующих вопросов.

В-четвёртых, актуальность настоящей темы связана с необходимостью осмысления и обобщения данных, полученных в лингвистике, психологии, антропологии и даже нейрофизиологии, в последнее время активно занимающихся проблемой метафоры и поиском её оснований. Философское рассмотрение проблемы предполагает сведение воедино результатов частных наук и их осмысление с точки зрения общей картины реальности и положения человека в универсуме.

Степень разработанности проблемы: Проблема метафоры и её когнитивных возможностей в последние десятилетия XX века являлась одной из важнейших тем современной западной (в особенности англоязычной) лингвистической философии. В результате проведённых исследований была пересмотрена традиционная позиция, согласно которой метафора считалась чисто языковым явлением, связанным со

словом, а не с мыслью. Современное изучение метафоры философами и лингвистами привело к доминированию представлений о метафоре как о процессе, прежде всего имеющем основание в мышлении, а уже потом как языковом явлении.

Современные исследователи, в связи с этим, заняты поиском наиболее оптимального определения метафоры. Можно назвать целый ряд таких определений, между которыми, вместе с тем, наблюдается некоторое сходство. Так, в различных теориях метафора определяется либо как сходство между областями «темы» и «носителя» (А.Ортони (318), А.Тверски (336)), либо как взаимодействие между данными областями (М.Блэк (28), Р.Стернберг (330)), либо как атрибуция черт из области носителя в область темы (Д.Гентнер (280), Д.Лакофф и М.Джонсон (117)), либо как утверждение включённости в некоторый класс (С.Глаксберг (283)). Следует также заметить, что основное число определений метафоры является семантическим по своему характеру в противовес прагматическим определениям, лишающим её всякого когнитивного значения и считающим метафорическое значение или бессмыслицей, или заменой прямого значения в прагматических целях (Д.Дэвидсон (273)). Кроме того, существуют также теории, объединившие результаты семантического и прагматического изучения метафоры, к числу которых следует отнести концепцию Ф.Киттей (303).

Можно говорить о том, что в современной философии, в основном, выделены (сконструированы) возможные подходы к метафоре, в числе которых, кроме уже обозначенных семантического и прагматического, следует назвать также интуитивный (основанный на интуитивном восприятии метафоры), эмотивный (основывающийся на сведении смысла метафоры к её эмоциональному воздействию), формальный (предполагающий создание особой формулы метафоры),

интенсиональный (признающий ведущим коннотативное значение слова при блокировании денотативного), контекстуальный (исходящий из решающей роли контекста в понимании метафоры), а также конвенциональный (трактующий метафору в зависимости от некоторого соглашения) подходы. Последний из перечисленных подходов обозначился в ряде современных работ, в которых существенным моментом идентификации метафоры видится не соотнесение её с какими-либо процессами сознания, но неконвенциональность задаваемого ею отождествления. Так, А.Гоутли разделяет сходства на конвенциапьные, на основе которых возникают общепринятые обобщения, и на неконвенциальные, то есть не признанные всеми, и определяет метафору как "неконвенциальный акт референции, основанный на сходстве" (286,16).

Вместе с тем для современной лингвистической философии
остаётся весьма актуальной проблема различения метафорических и
буквальных выражений. Так, А.Гоутли формулирует различия между
метафорой и буквальными выражениями в виде ряда пунктов, считая
характерными особенностями буквальных выражений приблизительное
сходство, конвенциальность, наличие обозначения,

непротиворечивость, точность, в то время как в числе присущих метафоре черт им называются удалённое сходство, неконвенциальность, отсутствие обозначения, противоречивость, неточность.

В основе современного изучения метафоры, кроме того, лежит гипотеза, выдвинутая американскими исследователями ДЛакоффом и М.Джонсоном, согласно которой метафора, рассматриваемая как осмысление одного явления в терминологии, присущей другим явлениям, является важнейшим способом создания языковой картины мира (117). Понимаемые таким образом метафоры, которые получили

название концептуальных, рассматриваются в качестве глубинных оснований, формирующих представления человека о действительности. Современное исследование метафоры включает в себя ряд направлений, среди которых следует назвать следующие: изучение роли метафоры в процессе мышления, где метафора понимается в качестве одного из средств выражения и понимания сложных значений (В.Бензон и Д.Хейс (259)); изучение взаимоотношений метафорического мышления с метафорой как лингвистическим явлением, показывающее, что метафорические выражения в языке являются производными от концептуальных метафор (Д.Аллбригтон (256)); исследование отличительных особенностей метафор в связи с проблемой истинности, предполагающее, что ложность одного и того же выражения в буквальном понимании может означать его истинность в метафорическом смысле (А.Ортони (318), Р.Герриг и А.Хили (281); изучение метафор, использующихся как концептуальные карты в какой-либо предметной области, обнаруживающее их способность определять те или иные картины реальности (Д.Аллбриттон (257)); изучение вопроса о детерминированности метафор социокультурным контекстом, показывающее, что носители языка могут устанавливать специфичные ассоциации между различными явлениями и предметами (Р.Гиббс (282)); исследование метафор как каналов в области коммуникации, являющихся своеобразными фильтрами в информационных потоках (М.Блэк (261), Ф.Барлетт, М.Редди (322)); изучение метафоры как способа систематизации какой-либо информации и запроса об этой информации, где метафора трактуется как средство, определяющее порядок запроса информации (Дж.Боуер, М.Тернер (263)); рассмотрение метафор как средств, обеспечивающих связь различных информационных блоков в памяти (Д.Маккун, Р.Ратклифф, К.Сиферт (310)).

В результате новейших исследований, посвященных метафоре, были описаны её важнейшие функции, среди которых следует назвать: функцию создания сходства между двумя различными областями объектов (С.Глаксберг (284)), функцию обеспечения способа понимания новой малоизученной области (Г.Родигер (323)), а также функцию формирования особых межличностных отношений между говорящим и слушающим (Т.Коэн (272)).

Последний этап исследования метафоры, начавшийся в последние 20-30 лет XX века, является междисциплинарным: он характеризуется рассмотрением метафоры не только с точки зрения лингвистики и философии, но также психолингвистики, когнитивной лингвистики, нейропсихологии и других наук. Следует отметить, что практически все исследователи (лингвисты, философы, психологи) сходятся в том, что метафора представляет особые когнитивные схемы, которые раньше считались присущими только поэтическому языку, и которые являются центральными для функционирования языка и речи.

Для изучения метафоры и её познавательной ценности важную
роль играет привлечение данных психологии. В психологических
исследованиях метафора рассматривается как отличительная

особенность человеческого интеллекта в сравнении с искусственным
(Б.Бек (271)); во многих направлениях современной психологии
экспериментально подтверждается высокий когнитивный статус
метафоры. Психологи также осуществляют поиск

нейрофизиологического субстрата метафорического мышления. Существуют, по крайней мере, две позиции, рассматривающие в качестве основы метафоры один из видов памяти, долговременную или краткосрочную. Так, по мнению С.Глаксберга и Б.Кейсара (285), метафора связана с кратковременной рабочей памятью, и в её основе лежит категориальная сетка, сформированная для данного случая.

Напротив, по мнению Д.Лакоффа, М.Джонсона (117) и Р.Гиббса, метафора связана с долговременной памятью, где она является результатом взаимодействия различных областей мозга, аффективной и сенсомоторной. Представляет большой интерес позиция Л.Марка и М.Борнстайна (271), рассматривающих в качестве основы метафоры явление синестезии, под которым понимается врождённая способность к пересечению потоков информации, получаемой человеком от различных органов чувств (умение "слышать цвета", "видеть звуки"). Более того, метафоры в психологии начинают рассматриваться как отражение связей нейронных структур, сформировавшихся у целых поколений человеческого общества (Э.Р.Маккормак (309)), что позволяет соотнести их с архетипической основой психики, в своё время открытой КГ.Юнгом. Важным моментом исследования метафор является также установление их связи с работой преимущественно правого полушария (Р.Е.Гаскел (271)). В психологии изучение метафор проводится также в соотношении с областью бессознательного и в связи с лечением психически больных (Р.Х.Браун, Р.М.Биллоу, Дж.Россман(271)).

В связи с признанием высокого когнитивного статуса метафоры были осуществлены исследования, в результате которых была достаточно полно освещена её роль в области познания, и, в основном, в сфере науки. Современные философы, среди которых большинство англоязычных, изучают функционирование метафор практически во всех фундаментальных и прикладных науках: математике (Р.Джонс), физике элементарных частиц (М.Хэссе (294), Р.Хоффман (297)), биологии (Грубер (290)), психологии (Д.Брунер, Д.Грудин, Э.Кохран (268)), социологии (Р.Браун (265)), историографии (Уайт), палеонтологии (С.Гоулд (288)).

Результатом изучения научных метафор было выделение их важнейших функций (Р.Хоффман (296)), описание соотношения метафор с моделями и аналогиями (Р.Харре (291)), утверждение значительных эвристических возможностей метафоры в ситуации научного поиска (Г.Кулиев (112)), а также конституирующей роли метафоры по отношению к научным теориям (Г.Гентнер (279,280).

Последнее десятилетие ознаменовалось появлением своего рода итоговых работ, рассматривающих феномен метафоры максимально полно, от освещения общего механизма её действия до анализа конкретного её использования в текстах различной природы (научных, художественных, политических). Здесь следует назвать прежде всего труды А.Гоутли "Язык метафоры" (286) и Р.Гиббса "Поэтика Сознания" (282).

Исследование роли метафор в философии осуществлялось, к сожалению, гораздо в меньшей степени. Здесь следует указать на работу С.Пеппера «Гипотезы о мире» (320), в которой метафоры рассматривались в качестве фундаментальных основ метафизических систем, задающих определённые философские картины мира. Следует назвать также труды Х.Блюменберга, осуществившего описание истории мышления и истории философии через выявление важнейших для той или иной эпохи метафор, и утверждающего, что именно благодаря метафорам в философии достигалось осмысленное представление о мире как о связном целом. Метафорам в философии были посвящены также отдельные работы П.Рикёра (173), указавшего на метафорическую природу важнейших философских понятий, а также Х.Ортеги-и-Гассета, описавшего важнейшие метафоры гносеологии (158).

Следует отметить, что параллельно с научным (лингвистическим, нейропсихологическим) анализом метафоры и опирающимися на него

исследованиями лингвистической философии происходило освоение метафоры представителями философии постмодернизма. В соответствии с тезисом о неизбежной поэтичности всякого мышления постмодернизм отстаивает идею о сущностной метафоричности любого, в том числе и философского и даже научного языка. В рамках постмодернистской традиции, например, в работе «Философские маргиналии» Ж.Деррида, были предприняты попытки представить философию как особый литературный жанр и описать её метафоры (274).

Вместе с тем, следует сказать, что в отечественной философской литературе (как академической, так и постмодернистской) метафора изучалась явно недостаточно. Отечественные исследования метафоры были во многом вторичными, они проводились в рамках теоретических положений, сформулированных англоязычными авторами, среди которых наибольшее значение имели теория взаимодействия Ричардса - Блэка и теория Лакоффа и Джонсона о способности метафор структурировать образ реальности. Кроме того, в работах отечественных авторов, среди которых необходимо назвать прежде всего труды Арутюновой Н.Д. (9,10), Гака В.В. (49), Телия В.Н. (194), преобладал интерес не столько к концептуальной, сколько к языковой метафоре. В качестве оригинальных работ, посвященных метафоре, следует назвать, прежде всего, исследования Лотмана Ю.М. (130), который рассматривал метафору и другие тропы в связи с целостной природой творческого мышления. Некоторые исследователи, например, Петров В.В.(164), Гусев С.С. (74), Кулиев Г.Г. (112), внесли свой вклад в изучение функционирования метафор в науке, который состоял в исследовании ими важнейших функций научных метафор, а также освещении роли метафор в формировании научной терминологии и в ситуации совершения научных открытий. К сожалению, в

отечественной литературе почти не было сколько-нибудь значительных исследований, посвященных роли метафор в философии.

Кроме того, в отечественной литературе до сих пор фактически нет работ, представляющих междисциплинарное исследование метафоры и интегрирующих в себе результаты различных наук. Здесь можно назвать лишь труды Налимова В.В.(148), рассматривающего присутствие метафор в науке как требование сформулированного Н.Бором принципа дополнительности. Одной из немногочисленных попыток привлечь для осмысления природы метафоры результаты современной науки является работа «Введение в лингвосинергетику» Герман И.А. и Пищальниковой В.А. (56), в которой предлагается понимание метафоры с привлечением понятийного аппарата теории самоорганизации сложных систем. Кроме того, большинство теорий метафоры, разрабатываемых отечественными философами, строится без всякой связи с рассмотрением фундаментальных философских проблем.

Цель и задачи работы: Основной целью диссертации является исследование метафоры как особой формы мышления и её роли в научном и философском познании. Достижение этой цели предполагает решение следующих задач:

выявление связи метафоры с доминирующими философскими представлениями и построение основных парадигм её понимания;

выявление гносеологического значения и онтологических основ метафоры как особой формы языка и мысли;

построение модели метафоры, объясняющей её важнейшие характеристики (мгновенность действия, образность, эффективность, информативность) и включающей в себя

наиболее значительные результаты её предшествующего изучения в лингвистике и философии;

обоснование значимости метафоры для философии как особого типа знания, являющегося соединением интуитивного и дискурсивного познания;

конструирование понятия собственно философской метафоры;

разработка методологии исследования роли метафоры в философии, предполагающей выделение основных подходов к изучению философских метафор;

выделение различных уровней философских метафор, выполняющих разные функции в системе философии, а также изучение важнейших особенностей метафор каждого уровня;

обоснование значимости метафор для науки в связи с феноменом научного открытия;

рассмотрение конституирующей роли научной метафоры, означающую её способность являться фундаментом целостных систем научного знания;

выявление критериев отбора и функций научных метафор.

Теоретическая и методологическая основа исследования.

Теоретической основой диссертационной работы являются результаты предшествующего исследования метафоры, содержащиеся в трудах видных зарубежных и отечественных теоретиков философии, психологии и лингвистики. Методологической основой работы является сочетание структуралистского и системно-исторического подходов. Методология структуралистского подхода используется при анализе метафор науки, рассматривающихся как проявление изоморфизма на всех уровнях материального мира, в то время как системно-исторический подход, представляющий собой сочетание

исторического и системного методов, применяется при анализе метафор в философских текстах. Диссертация имеет также эмпирическую основу, которой в данном случае является многообразие оригинальных философских и научных текстов, из которых черпались конкретные примеры использования метафор в науке и философии.

Научная новизна исследования состоит в обосновании значительной роли метафоры в научном и философском познании. Более конкретно научную новизну диссертации можно сформулировать в следующих положениях:

1. Выделены две парадигмы в понимании метафоры: традиционная, трактующая метафору как фигуру языка, с которой связывается его образность и красота, и нетрадиционная, рассматривающая метафору как форму мысли, как взаимодействие идей, а также показана их связь с господствующими философскими представлениями. Показана также связь смены данных парадигм с осуществившимся в XX веке «лингвистическим поворотом» в философии;

2.Продемонстрировано философское значение метафоры, состоящее в наличии у метафоры гносеологического статуса и онтологических оснований. Показано, что гносеологическое значение метафоры, состоящее в способности задавать способ понимания какой-либо предметной области, обусловлено её связью с символико-архетипической основой сознания. Доказано, что онтологическим основанием метафоры является реальность, представляющая собой изначальное тождество вещей, предшествующая разделению мира на субъект и объект («жизнь» в философии В.Дильтея, «жизненный мир» Э.Гуссерля).

3. Разработана оригинальная концепция метафоры как
голограммы, объединяющая возможности двух парадигм:
традиционной и нетрадиционной. К достоинствам данной модели
относится её возможность включить в себя все важнейшие результаты
предшествующих теорий, а также объяснить эффективность
воздействия метафоры, соединение в ней смысла и образа.

4. Доказана значимость метафоры для философии как особого
типа знания. Показывается, что метафора представляет в философии
«интуитивный» полюс, который отражает изначальное субъектно-
объектное единство мира. Данный полюс рассматривается как
противостоящий логико-понятийному началу философии и
дополняющий его;

5.Выработано понятие собственно философской метафоры, представляющей собой соединение, с одной стороны, «вечных» тем и абстрактных смыслов, с другой стороны - культурно обусловленных «оболочек» и конкретного содержания. Показана диалектика метафорического и буквального в философии, состоящая в выделении метафор первичных (непосредственно связанных с архетипами и существующих до формирования понятий) и вторичных (разрушающих устоявшиеся буквальные смыслы);

б.Разработана методология анализа роли метафоры в философии. Выделены три основных этапа в исследовании философских метафор: а) «количественный», рассматривающий частоту использования метафор в зависимости от тяготения философских систем к логическому или интуитивному полюсу; б) «качественный», анализирующий содержание философских метафор в связи с историческим контекстом, проблематикой, особенностями творческой индивидуальности философа; в) системно-иерархический,

исследующий метафоры в зависимости от их статуса в целостной системе философского знания;

7.Показано, что всё многообразие философских метафор следует рассматривать как систему с выделением базисных и производных метафор. Выделено три уровня метафор в системе философского знания, каждый из которых выполняет специфические функции: а) базисные метафоры-голограммы, определяющие способ рассмотрения универсума; б) метафоры среднего уровня; в) метафоры-иллюстрации.

8. Показана роль метафор для научного познания в связи с
свершением научных открытий, основанная на построении модели
научного знания, включающей в себя два измерения («логическое» и
«творческое»).

9. Показана конституирующая роль научных метафор, состоящая
в их способности определять картину какой-либо предметной области,
основанная на идеях теории фракталов, рассматривающей универсум
как самоподобную структуру. Доказано, что в силу принципа
структурного единства мира все метафоры частных наук потенциально
являются общенаучными.

10. Проанализированы критерии отбора научных метафор и их
отличие от метафор поэтических и философских. Выделены и
исследованы важнейшие функции научных метафор.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Выводы и результаты работы имеют значение для постановки и решения ряда важных теоретических проблем философии, таких как вопросы о природе и средствах познания, о соотношении языка и познания. Результаты диссертации имеют значение для методологии философии, так как они связаны с проблемой обоснования специфики

философского знания и могут использоваться в качестве аргументов для дискуссии с постмодернизмом о сводимости или, напротив, несводимости философии к литературе. Диссертация может представлять интерес и для историков философии, так как она представляет нетрадиционную модель описания историко-философского процесса. Результаты диссертации могут применяться в курсах лекций при рассмотрении философских тем, связанных с вопросами о средствах познания, о природе философии, а также при изучении проблематики постмодернистской философии.

Традиционная модель метафоры. Метафора в риторике и истории философии

Представления о метафоре имеют длительную историю. Выделим наиболее значительные утверждения, касающиеся понимания метафоры в риторике и истории философии, для того, чтобы в полной мере осмыслить её сущность и представить в результате такое понимание метафоры, которое не являлось бы односторонним, но в полной мере отражало бы её природу и важнейшие итоги всех её исследований.

Термин "метафора" является древнегреческим по происхождению. Он произведён от глагола "(іЕТССфєрсо" ("переносить") и означает в переводе "перенесённое слово", "слово в переносном значении". По мнению профессора Оксфордского университета У.Стэндфорда, автора фундаментального труда, посвященного метафоре в древнегреческой культуре, термин "метафора" был введён в состав словаря риторики и философии одним из учеников софистов Горгия и Продика - Исократом (436-338 до н.э.), известным афинским оратором, публицистом и учителем красноречия (328). Исократ говорил о метафоре как одном из способов украшения речи поэтами, ставя её в один ряд со словами иностранного происхождения, заимствованными из других языков, и неологизмами.

Первая философская трактовка метафоры была предложена Аристотелем (384 - 322 до н.э.). Понимание Аристотеля, самого авторитетного философа древности, оказало наибольшее влияние на представления о метафоре в течение всех последующих веков и существенным образом определило отношение к ней философов. Отметим, что понимание метафоры Аристотелем тесно связано с основными положениями его философского учения. Так, Аристотель осуществил жесткое разделение риторики и логики, слитые ещё у софистов, которые нередко пользовались в процессе логических доказательств чисто риторическими приёмами, играя на многозначности слов, на неопределённости значений. Для Аристотеля же логика и поэтика представляют собой абсолютно различные сферы. Так, в работе "О софистических опровержениях" Аристотель отделяет истинные, то есть логические, умозаключения от мнимых, основанных на словах, показывая, что между ними существует такая же разница, как между подлинной и кажущейся добродетельностью, действительной или искусственной красотой. Аристотель описал важнейшие принципы логики и правила человеческого мышления в "Метафизике" и трудах, составивших его "Органон". Метафора же была отнесена Аристотелем исключительно к сфере риторики и поэтики. В своей работе "Поэтика" Аристотель даёт определение метафоре, где трактует её как феномен своеобразной замены слов, как обмен, осуществляющийся на уровне лексики. Для Аристотеля "метафора - это несвойственное имя, перенесённое с рода на вид, с вида на род, или с вида на вид или по аналогии" (7,т.4, 669). С метафорой, согласно Аристотелю, мы имеем дело, если вещи придаётся имя ей не принадлежащее, а перенесённое от какой-либо другой вещи. (Поэтика 1457 в).

Аристотель заложил основу и для другой важнейшей черты в понимании метафоры, пронесённой через всю историю риторики и философии и состоящей в том, что основой метафоры признаётся принцип сходства или подобия. Аристотель считал, что основанием для возможного переноса слов из одной области в другую является сходство между предметами. По Аристотелю "придумывать хорошие метафоры - это значит хорошо подмечать сходства" (7,4,672). Согласно Аристотелю перенос возможен в том случае, если между предметами существует сходство в каком-либо из отношений. Так, по Аристотелю, "чаша так относится к Дионису, как меч к Аресу, поэтому можно назвать чашу "щитом Диониса", а щит - "чашей Ареса; или, например, старость так относится к жизни, как вечер к дню, поэтому можно назвать вечер "старостью дня", а старость - "вечером жизни" или "закатом жизни" (7,4,669). На основании приведённых примеров видим, что метафора для Аристотеля действительно представляет собой перенос, замену слов, своего рода движение, осуществляющееся на уровне лексики, феномен метафоры касается только слов и не затрагивает способ мышления о предмете. Метафора, согласно Аристотелю, связана с "АхВД", но не с "5iocvoia", она принадлежит сфере речи, но не мысли.

Понимание метафоры как лексического феномена представляет, по нашему мнению, первый и наиболее поверхностный уровень осмысления её природы. Но такое понимание метафоры было во многом оправданным. Оно было связано с определённым представлением о мышлении, принципы которого были разработаны Аристотелем. Действительно, мышление, подчинённое правилам формальной логики, стоящее на мощном фундаменте принципов тождества, запрещения противоречия и исключенного третьего, не могло иметь ничего общего с метафорой, представляющей собой иррациональный акт, в рамках которого свершается отождествление различного, которая осуществляет подстановку, замену имен различных, пусть даже в чём-то сходных вещей. Метафора для Аристотеля представляла собой явление внелогическое, и поэтому она была вынесена им за пределы сферы человеческого познания, представляющей наибольший интерес для философов.

Влияние Аристотеля на последующее развитие философской мысли, идущее от него понимание мышления, преимущественно как формально-логического, явилось основанием и для трактовки метафоры в истории философии, которое осуществлялось в духе принципов аристотелевской теории. Разделение Аристотелем риторики и логики, " tq" и "5iavoia", слов и мысли обусловило и возникновение двух линий по отношению к метафоре. Мы назовём их "риторической" и "логической" позициями.

Так, "риторики", теоретики речи, исследовали метафору с точки зрения её роли для языка и понимали её как языковой феномен, осуществляющий в языке ряд значительных функций. "Логики" же, в свою очередь, описывали метафору с позиций мышления, поэтому с их точки зрения метафора оценивалась резко отрицательно, как средство, не имеющее отношения к истинному познанию мира и способное только искажать верную картину рациональных построений.

Нетрадиционная модель метафоры. Теории метафоры XX века. Гносеологическое значение и онтологические основания метафоры

Осуществившиеся в XX веке изменения в философии, состоящие в отступлении от линии классического рационализма и появлении ряда иррационалистических учений (философия жизни, экзистенциализм), исходящие из признания в качестве основы мира начал, неподвластных логике, привели к существенному изменению представлений о метафоре. Такое появление новых, нетрадиционных взглядов на метафору является, по нашему мнению, прямым следствием изменения фундаментальных философских представлений. Изменение отношения к метафоре во многом связано также и с «лингвистическим поворотом», означающим, что, в отличие от классической философии, где язык не представлял особой философской проблемы, а понимался только как оболочка, в которой воплощается чистое мышление, философия XX века обратилась к языку как таковому. Язык вышел в центр философского анализа, он предстал неотделимым от человеческого сознания и опыта. В XX веке, поэтому, изменилось и соотношение позиций по отношению к метафоре: доминирующая линия «риториков» - «логиков», задающая отношение к метафоре на протяжении всей истории философии и идущая ещё от Аристотеля, стала вторичной, и, наоборот, позиция, являющаяся менее влиятельной, связанная с именами Вико, Руссо и Ницще, стала определять новое понимание метафоры. Следует, правда, отметить, что в XX веке наряду с новыми воззрениями были достаточно сильны и взгляды позитивизма, продолжающего традицию «логиков», и новое, нетрадиционное понимание метафоры длительное время сосуществовало наряду с традиционной, позитивистской моделью. Вплоть до 50-х годов XX столетия были весьма влиятельными модели метафоры, созданные под влиянием позитивистских настроений.

В нетрадиционных теориях метафоры, которые стали преобладать во второй половине XX века, был совершён выход к новому уровню понимания метафорического процесса. Ими был сделан серьёзный шаг от изучения феномена языковой метафоры к рассмотрению стоящих за ней более глубоких процессов сознания. Метафора стала рассматриваться в тесной связи с процессом сознания, и, более того, в отношении к постановке гносеологических и даже метафизических проблем. Такое новое открытие метафоры осуществилось, прежде всего, в англоязычной философской литературе и было тесно связано с именами А.Ричардса, М.Блэка, М.Бирдсли, Дж.Лакоффа, М.Джонсона и других теоретиков, а также с именем глубокого французского философа П.Рикёра.

Наиболее важными достижениями современных теорий метафоры в философском отношении являются, по нашему мнению, следующие:

I) Указание на метафорический характер мышления. Согласно сторонникам новых воззрений, метафора является не просто языковым явлением, как традиционно предполагалось прежде, но она представляет собой форму мышления. В современных теориях утверждается, что метафоры языка являются производными от более глубоких процессов, происходящих в мышлении.

Так, А.Ричардс (1898 - 1979) пишет: "метафорична сама мысль, она развивается через сравнение, и отсюда возникают метафоры в языке" (176,46)

Представители нетрадиционной позиции, в результате, понимают под метафорой не столько внешнюю форму языка, сколько стоящие за ней глубинные структуры мысли. Фигуры, обороты языка рассматриваются ими как внешнее проявление фундаментальных смысловых процессов.

Рассмотрение метафоры как формы мысли стало возможным, по нашему мнению, с появлением более широких воззрений на мышление, которое стало пониматься не только как формально-логическое, но и как обладающее творческим характером. С другой стороны, понимание метафоры как мыслительной формы в немалой степени способствовало изменению привычных взглядов на сознание, разрушению сложившихся стереотипов.

II.) К первому пункту нетрадиционной программы примыкает также идея о том, что метафора представляет собой особую форму мысли, которая не сводима к рациональным характеристикам. Представители новой программы отвергли традиционное воззрение, согласно которому метафора может быть заменена безо всякой потери содержания буквальными выражениями. По их мнению, теория, допускающая подобную подстановку (обычно называемая субституциональной), скорее скрывает, чем показывает подлинный смысл метафоры. Согласно утверждению виднейшего представителя нетрадиционной программы М.Блэка (р. 1909), метафора принципиально не сводима к буквально трактуемым высказываниям и, поэтому, являет собой особую, внерациональную форму мысли. В рамках новой модели метафора преимущественно понимается как взаимодействие идей. Приведём здесь характерные цитаты: "Метафора - есть взаимодействие внутри одного слова двух мыслей о двух различных вещах" (А.Ричардс) (176, 46) Тайна метафоры кроется в соединении, во взаимодействии двух мыслей, бьющих в одну точку. Значение метафоры - результат такого взаимодействия" (М.Блэк) (28,163).

Метафора и природа философии. Особенности философских метафор

Важнейшим для нашего исследования является проблема взаимных отношений метафоры и философии. В связи с этим мы должны найти ответы на вопросы: способна ли метафора выразить специфику философского отношения к миру, является ли она средством, отвечающим собственной природе философствования. Мы должны выяснить, является ли метафорическая форма необходимой для философских построений, или же, напротив, столь часто встречающиеся в философских текстах метафорические выражения являются безразличными к их глубинному содержанию и могут рассматриваться лишь в качестве иллюстраций для философских рассуждений. Нам необходимо ответить на вопрос принципиального характера: возможна ли философия как таковая, может ли быть создан какой-либо философский текст без использования метафор? В связи с этим необходимо выяснить роль метафоры в философии и показать, какая именно сторона (грань) философствования требует для своего выражения метафорической формы.

Ответы на данные вопросы мы можем получить, осуществив сопоставление важнейших черт философского знания, с одной стороны, и природы метафоры - с другой. В случае, если мы сможем показать, что философское отношение к миру в принципе не может быть выражено без помощи метафоры, может считаться выполненной основная задача данной главы - доказать, что метафора в философии не случайна, но является формой, выражающей существенные черты философского отношения к миру.

Вопрос о природе, об особенностях философского знания - древнейший философский вопрос. Осмыслением сущности философии были заняты в своё время Платон и Аристотель, Аврелий Августин и Фома Аквинский, Монтень и Гоббс. Этот вопрос постоянно ставился на протяжении всей историко-философской традиции, он сопровождал развитие философии со времени её возникновения и являлся рефлексией философии по поводу себя самой. И, несмотря на то, что подобное самопознание философии окончательно не завершено и, вероятно, завершённым быть не может, мы можем говорить о результатах, имеющихся в осмыслении специфики философии на сегодняшний день.

Философия, возникнув в лоне мифа, вобрала в себя существенные черты мифологического мышления, и, в первую очередь, целостное видение сущего, представление об изначальном единстве человека и мира. Но, вместе с тем, первичное осознание философией себя самой связано с утверждением её инобытия в отношении к мифу, которое было обусловлено, в первую очередь, наличием в структуре философии элементов знания, рациональных моментов. Философия, собственно, и начинается с борьбы против мифа.

Остались в глубине веков также споры о соотношении философии и религии, а также философии и теологии. Философия, не став служанкой богословия, доказала своё право на самостоятельное существование, на свой особый способ постижения мира. И, несмотря на то, что философия и религия имели очень много общего, устремляясь к последним, предельным вопросам о бытии и человеческом существовании, у каждой из этих форм был свой путь. Философия осознала себя как деятельность, опирающуюся не на откровение, а на естественный свет человеческого разума. "Ratio", рациональная составляющая - вот в чём философия увидела своё отличие от религии. Но здесь ей грозила новая опасность.

Начиная с Нового времени философия начинает рассматриваться как наука (либо в ряду других наук, либо как наука по преимуществу). Собственный лик философии, её нацеленность на постижение сути и смысла мироздания были заменены идеей единства человеческого разума, целостности науки, универсальности научного метода. Собственно философское начало было поглощено, задавлено, растворено наукой, объективный характер рационального мышления во многом остудил стремление мыслителей к поиску человеческого смысла Универсума. Большинство философов не могли (или не хотели) видеть в философии что-либо отличное от науки. Так, можно было, например, говорить о "философии, особенно физике и геометрии" (Т.Гоббс) (58, т.1, 21). Философия до такой степени отождествлялась с наукой, что при выделении из её лона частных дисциплин в XIX в. возникло опасение утраты предмета философии и, в силу этого, философии как самостоятельной сферы знания. Показателен здесь применяемый для описания ситуации глубокого упадка философии образ короля Лира, раздавшего дочерям всё своё состояние и за ненадобностью выброшенного на улицу. (В.Виндельбанд) (43, 15-16).

Но философия преодолела и эту опасность. Осознавая себя инобытием в отношении к научному знанию в своём стремлении к живой, человеческой мудрости, она возродилась в нерационалистических учениях волюнтаризма, философии жизни, экзистенциализма, где явила целостный образ мира, неотделимый от коренных вопросов человеческого существования. Философия не смогла оставаться просто наукой, её более глубокая сущность, отражающая связанность, взаимообусловленность человека и мира, потребовала своей реализации. Мир потрясли произведения Шопенгауэра и Ницще, человечество открыло для себя прозрения Кьеркегора и Шестова, Ясперса и Хайдеггера, Бердяева и Сартра. Это была, несомненно, философия, но уже не вмещающаяся в узкие рамки представлений о науке. Философия обнаружила своё "профетическое" начало, вновь продемонстрировала своё сходство с религией, мифом, поэзией. Философия явилась как форма жизни духа, открытая для предельных вопросов человеческого бытия.

Метафора и природа науки. Эвристическая роль научной метафоры

Важной областью приложения метафоры является наука, и от рассмотрения значимости метафор для философии мы обратимся к исследованию их действия в научной области. Известно, что отношения науки и метафоры долгое время были сложными, и многие учёные, следуя традиции, заложенной ещё Т.Гоббсом и Дж.Локком, говорили о несовместимости научных определений и теорий с метафорой. Так, выражая данную позицию, М.Бунге писал в "Философии физики": "Поэты, теологи и специалисты магии используют метафоры и аналогии, с помощью которых они рассуждают о предметах, ускользающих от непосредственного описания или возможно даже от рационального понимания. Но наука не поэзия, не теодицея и не чёрная магия. Предполагать, что научное объяснение метафорично - значит путать научную теорию с библейскими притчами" (37,177). Согласно М.Бунге, метафоры могут быть присущи протонауке или псевдонаукам, но появление их в научных теориях крайне нежелательно и может только привести к путанице.

В 50-60-х годах XX века вместе с общим изменением отношения к метафоре, о котором мы уже писали в первой главе, и, вместе с тем пересмотром традиционного образа науки, изменилась и оценка роли метафор в научной сфере. Такая переоценка произошла, во многом, потому, что неопозитивистская программа исключения из языка науки всех недостаточно определённых, «метафизических» выражений и терминов встретилась с серьёзными препятствиями. Выяснилось, что, хотя создание логически безупречных языков вполне возможно, они оказываются пригодными для решения достаточно тривиальных задач в весьма узкой области, т.к. достижение искомого идеала точности и однозначности терминов и выражений влечёт в конечном итоге омертвление научного языка, резкое снижение его гносеологических и эвристических возможностей. Объяснить причины подобной ситуации нам помогут слова Л.Витгенштейна: "В стремлении к идеальному языку мы оказываемся на скользкой поверхности льда, где нет никакого трения и условия в известном смысле слова идеальны, но именно поэтому мы не можем двигаться. Мы хотим ходить: тогда нам необходимо трение. Назад на грубую почву!" (45, т.1, 126). Стало понятным, что метафоры и другие нестрогие выражения необходимы для науки, что они выполняют в ней какую-то весьма важную роль, что, отказываясь от использования метафоры и всячески ограничивая себя в вербальных ресурсах, наука не сможет осуществить свою масштабную цель, состоящую в познании всей реальности.

Вопрос о правомерности использования метафор в науке тесно связан с вопросом о статусе самой науки, определении меры её соответствия традиционным канонам научности (объективность, точность, рациональность, логичность, системность). Как известно, в философии науки уже чётко обозначилась тенденция смягчения исходных установок, и было обнаружено существенное расхождение идеального образа науки с реальной ситуацией. Действительно, как свидетельствуют авторы сборника "Психология науки"(169), написанного с привлечением многообразного материала из реальной научной практики, наука не является логически безупречной системой. Формальной логике в науке отводится довольно скромная роль, её правила осознаются лишь post factum, они играют роль не в самом процессе мышления, но лишь при обработке его результатов. Многими исследователями, например американским психологом М.Махони, было показано, что в реальной практике науки нередко происходит нарушение законов и правил логики, таких как modus ponens и др. М.Махони показывает также, что учёные отдают значительное предпочтение логически ошибочной верифицирующей стратегии, используя её в несколько раз чаще, чем фальсифицирующую, логически правильную. Кроме того, по его мнению, учёные нередко совершают другую логическую ошибку, состоящую в абсолютизации выводов неполной индукции и слишком поспешном переходе от эмпирических данных к общим выводам. Но подобные нарушения являются во многом оправданными, так как конечная задача науки состоит в получении нового знания о реальности, и для достижения данной цели наука может пожертвовать даже логичностью. Действительно, по мнению А.Пуанкаре, "чистая логика никогда не может привести нас ни к чему, кроме тавтологии. Она не может создать ничего нового" (цит. по 316, 4-5). М.Вертгеймер в работе "Продуктивное мышление" (7) показывает, что если бы Г.Галилей и А.Эйнштейн мыслили в пределах формальной логики, то их открытия не были бы совершены.

Далее, обращение от попыток построения искусственного однозначного и формализованного языка к изучению реального языка науки сделало бесспорным факт наличия в нём значительного массива метафорических по своему содержанию и происхождению терминов и выражений.

Следует отметить, что первоначально к изучению метафор науки обратились англоязычные авторы, среди которых нужно назвать Р.Хоффмана, Д.Гентнера, М.Хессе, Р.Харре и других философов науки. Среди отечественных философов, исследовавших феномен научной метафоры, можно выделить В.В.Налимова, В.В.Петрова, С.С.Гусева и Г.Г. Кулиева. Благодаря их исследованиям, на сегодняшний день факт наличия в науке огромного числа метафор не вызывает никаких сомнений. Как утверждает в данной связи, например, В.Налимов, "метафоры в науке присутствуют на каждом шагу, и мы даже не замечаем их" (148, 96). Более того, метафора рассматривается как неотъемлемая часть научных построений. Так, по мнению того же В.Налимова, "Быть научным - значит быть метафоричным, способным создавать плодотворные метафоры, возбуждающие воображение и тем самым расширяющие наше взаимодействие с миром. С развитием науки увеличивается степень метафоричности её гипотез" (148,21).

Современные философы науки изучают метафоры различных научных дисциплин, практически всех фундаментальных и прикладных наук. В изучении научных метафор осуществлено также выявление их важнейших функций (Р.Хоффман, В.В.Петров). Кроме того, плодотворно исследуются эвристические возможности метафоры (Г.Кулиев), а также прослеживаются метафорические истоки многих научных терминов и категорий. Многие авторы, кроме того, рассматривают конституирующую роль метафоры по отношению к научным теориям, осуществляя, тем самым, подтверждение идеи Дж.Лакоффа и М.Джонсона о способности метафоры определять структуру реальности.

Таким образом, можно констатировать, что значимость метафоры для науки является уже признанным фактом. В настоящее время сложнее встретить противников, а не сторонников позиции, согласно которой метафора является важнейшим средством научного познания. Вместе с тем, следует отметить, что значительная часть исследований научных метафор остаётся на описательном уровне. Основной акцент делается на выявлении метафор в различных областях науки и описании их функций. Мы же полагаем, что недостаточно просто продемонстрировать присутствие метафоры во всех областях научного знания, но необходимо, прежде всего, показать причины столь широкого использования метафоры в науке и обосновать значимость метафоры для научного познания. Мы полагаем, что данная задача может быть осуществлена при помощи построения модели научного знания, отражающей подлинную природу науки.

Московский Государственный Университет им. В. М. Ломоносова

Специализированный Совет Д. 053.05.72 .

на правах рукописи

Полозова Ирина Владимировна

Роль метафоры в философском познании

Специальность 09.00.01 - диалектика и теория познания

диссертации на соискание учёной степени кандидата философских наук

Москва 1993

Работа выполнена на кафедре философии философского факультета Московского Государственного Университета им. В.М. Ломоносова

Научный руководитель - доктор философских наук,

профессор С. А. Лебедев.

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, доцент А. В. Кезин кандидат философских наук, А. Б. Толстое.

Ведущая организация - кафедра философии Московского Государственного Технического

Университета им. Н. Э. Баумана.

Защита состоится «Л» 1993г. в 15 часов

на заседании Специализированного Совета Д. 053.05.72 по философским - наукам при Московском Государственном Университете им. В.М. Ломоносова по адресу:

119899, Москва, Ленинские Горы, I корпус гуманитарных факультетов, философский факультет, аудитория £

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале Научной библиотеке им. М.Горького МГУ (I корпус гуманитарных факультетов).

Учёный секретарь Специализированного Совета, кандидат философских наук

В. В. Миронов

Общая характеристика работы.

Актуальность темы исследования обусловлена необходимостью более глубокого понимания природы философского знания и, в частности, анализа его логико-семантических средств. Среди этих средств важное место занимает метафора, изучению которой уделялось до недавнего времени явно недостаточное внимание как п мировой, так и в отечественной философской литературе. Обращение к метафоре позволяет учитывать личностно-экспрессивное начало в философии, являющееся важнейшей компонентой философского знания.

Степень разработанности проблемы. Исследование роли метафоры в философии существенно зависит от определенного

понимания понятия "метафора", ее логико-семантической природы, общего механизма ее функционирования в языке. В настоящее время имеется достаточное количество исследований по данной теме, особенно за рубежом. Начиная с 60-х годов метафора становится одной из наиболее значительных тем западной философии1.

В современном исследовании метафоры можно выделить ряд. направлений. Во-первых, построение моделей метафоры. В настоящее время в англоязычной литературе наиболее распространенной является логико-семантическая (интеракционистская) модель метафоры, трактующая метафору как взаимодействие на уровне смыслов. Ее основоположниками считаются американские философы А. Ричарде и М. Блэк.2

1 Metaphor and thoght. Cambribge, 1979; Metaphor: problems and perspectives. Brighton, 1979: Theorie der Metapher. Darmstadt, 1983.

2 I. A. Richards. The philosophy of Rhetoric. N.Y. 1950 M. Black. Models and Metaphor. Ithaca-London, 1962.

Последующая традиция дополняет и развивает исходные положения концепции, не изменяя основных постулатов (см., например, работы В. Олриджа, М. Хэстера и др.)3. Вторая модель, прагматическая (экспрессивно-личностная) характеризуется введением человеческого, субъективного фактора. Она задает рассмотрение метафоры на уровне прагматики, то есть в связи с употреблением языка (Дж. Серль, Дж.Эптер, Д.Дэвидсон)4. Во-вторых важное место занимает исследование соотношения метафорического и буквального (О.Барфельд, А.Кларк, Дж.Маннс)5. В рамках данного направления осуществляется сравнительный анализ когнитивных возможностей метафоры и понятия. В третьих, изучается действие метафоры в текстах различной природы. Так, наряду с традиционными исследованиями метафор в обыденном языке и поэтической речи существует ряд работ, посвященных метаформ науки (см. раб. Хоффмана Р.)6. Исследуются метафоры в физике элементарных частиц и классической механике, математике и биологии, когнитивной психологии и историографии. Наконец, весьма важным, хотя пока еще разработанным в значительно меньшей степени, является направление изучения метафоры, где последняя исследуется в связи со спецификой философского знания а также с постановкой философских проблем. Здесь можно указать на

s Aldrich V. Visual Metaphor // The Journal of Aestelic Education, 2 no 1, 1968, p.73-86: Hester M. Metaphor and aspects seeing //Journal of Aestetics, 25 no 2 /1966.

4 Searle I.R. Metaphor //Express, and Meaning, pp.76-116, Cambridge, 1979; Davidson D. What Metaphor Meen? // Critical Inquiry, 5 no 1, p.31-47.

5 Barfield O. The meaning of the word "literal" // Metaphor and Symbols, London, I960; Clark A. Metaphor and Literal Language, // Thought, 52 no 207 /1977/, p. 366-380; Manns J. Metaphor and Paraphrase. Br., 1975.

6 Hoffman R. Some implication of metaphor for philosophy of science // The ubiquly of Metaphor. Amsterd., 1985.

ставшие уже классическими работы Лакоффа Дж. и Джонсона М. где метафоры рассматривается как важнейшее средство, задающее структурирование образа мира7. Следует указать на труд Ст. Пеппера "Гипотезы о Мире", в котором метафоры кладутся в основу метафизических систем, определяя, тем самым, философские картины мира8. В данном направлении работали также Д.М.Еммет, Д.Берггрен9. Метафорам в философии посвящены отдельные работы Х.Ортеги-и-Гассета, Ж;Деррида.10

К сожалению, в отечественной литературе данное направление не получило своего освещения, Хотя и у нас существует ряд исследований по метафоре общелингвистического характера. Среди работ отечественных авторов необходимо назвать в первую очередь труды Н.Д.Арутюновой, В.В.Гака, В.В.Петрова, В.Н.Телия, С.С.Гусева11. Их работы посвящены, в основном, генетической функции метафоры, ее воздействия на формирование новых лексических единиц, а также изучению функциональной зависимости метафоры от содержания текста, научного и художественного. Изучение метафор философии остается пока за пределами отечественных исследований.

Говоря о степени разработанности проблемы, следует отметить, что от общей постановки вопроса о значимости метафоры для

7 Лэкофф Д. Джонсон М. Метафоры, которыми мы живём // Теория метафоры. М., 1990, с.387-415

8 Pepper St. World Hypotheses/ California, 1942.

" Emmnet D.M. The Nature of Metaphisical Thinking. London, 1949; Berggen D. The use and abuse of Metaphor / Review of Metaphisics, vol. 16, /1962-63/.

10 Derrida J. White Mythology // Margins of Philosophy. Chicago, 1982; Ортега-и-Гассет X. Две великие метафоры // Теория метафоры. М., 1990, с68-81.

11 см. сборник Метафора в языке и тексте. М., 1988; Арутюнова Н.Д. Языковая метафора Ц Лингвистика и поэтика. М., 1979; Петров В.В. Научные метафоры. Новосибирск, 1985; Гусев С.С. Наука и метафора. Л., 1984 и др.

философии (положительно решенному в работах зарубежных философов) необходимо перейти к более конкретному исследованию, то есть к изучению структуры и функций метафор в системе философии.

Цель и задачи работы: Основной целью диссертации является многоаспектное исследование метафоры в философском познании и творчестве, анализ структуры и функций философских метафор. Достижение цели предполагает решение следующих задач:

Осуществления реконструкции основных подходов к метафоре в истории философии, сопоставление их когнитивных возможностей;

Обоснование значимости метафоры для философии как особого типа знания;

Разработки методологии анализа роли метафоры в философии, выделение основных этапов в подходе к философским метафорам;

Выделение различных уровней философских метафор, выполняющих различные функции в системе философии;

Анализа функций философских метафор.

Теоретическая и методологическая основа исследования.

В качестве теоретической и факту альной основ диссертационной работы служит материал, представленный исследованиями видных зарубежных и отечественных теоретиков метафоры, ряд историко-философских текстов. Методологической основой работы является системно-исторический подход, то есть сочетание исторического и системного методов в анализе метафор в философских текстах.

Научная новита исследования состоит в анализе роли метафоры в философском познании, рассмотрение структуры и функций

философских метафор. Более конкретно новизну диссертации можно сформулировать в следующих положениях:

1. Реконструированы два подхода к метафоре в истории философии: а) традиционный, ограничивающий сферу действия метафоры языком и б) нетрадиционный," трактующий метафору как

Семантическую единицу, как особую форму мышления. Показано, что нетрадиционный подход обладает более высоким эвристическим потенциалом.

2. Доказана значимость метафоры для философии как особого типа Знания. Показывается, что метафора представляет в системе философии полюс, противостоящий логико-понятийному началу и дополняющий его.

3. Разработана методология анализа роли метафоры в философии. Выделено три основных этапа в подходе к философским метафорам: а) "количественный", исследующий метафоры с точки зрения зависимости их частоты от ориентации философской системы; б), "качественный", анализирующий содержание конкретных метафор в зависимости от философской проблематики, исторического контекста философии, особенностей творческой индивидуальности философа; в) системно-иерархический, рассматривающий метафоры в зависимости от их роли и функций в целостной системе философского знания.

4. Показано, что возможно рассматривать все многообразие философских метафор как систему с выделением базисных и производных метафор. Выделено три типа (уровня) метафор в системе философского знания, каждый из которых выполняет специфические функций: а) базисные метафоры; б) метафоры среднего уровня; в)метафоры-иллюстрации.

5. Проанализированы важнейшие функции философских метафор: а) структурирующая, упорядочивающая понятия в рамках философской системы; б) гносеологическая, способствующая образно-интуитивному постижению отвлеченных смыслов; в) иллюстрирующая, дополнительно проясняющая содержание логико-понятийных конструкций.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Выводы и результаты работы имеют значение для методологии философии, так как они тесно связаны с проблемой обоснования. специфики философского знания. Диссертация представляет интерес и для историков философии, так как предлагает нетрадиционную модель описания историко-философского процесса. Результаты диссертации могут применяться в курсах лекций при рассмотрении тем, связанных с природой философии, в качестве обоснования несводимости философии к науке, а также при изложении историко-философской проблематики.

Апробация работы: Диссертация обсуждена на кафедре философии философского факультета МГУ им. М.В.Ломоносова и рекомендована к защите. Результаты диссертации изложены в публикациях: 1) Лебедев С.А., Полозова И.В. "Метафора как средство познания: традиционная и нетрадиционная модели". Вестник МГУ, 1993, №4; 2) "Метафора и природа философского знания" деп. в ИНИОН №48379 от 26.07.93, а также в тезисах к конференции "Философия и методология гуманитарных наук" / Орёл, 1993/.

Структура и основное содержание диссертации. Диссертационная работа состоит из введения, трёх глав, заключения и списка литературы.

Во введении обосновывается актуальность темы, рассматривается степень ее научной разработанности, формулируются цели и задачи исследования, показывается научная новизна, методологическая база и практическая значимость работы.

В первой главе "Генезис и философские основания представлений о метафоре" осуществлен анализ метафоры как формы языка и мысли: рассматривается становление взглядов на метафору в историко-философской традиции, выделяются философские основания наиболее общих подходов к метафоре. Показывается, что от выбора определенной трактовки метафоры существенным образом зависит рассмотрение всех последующих вопросов.

В первом параграфе "Метафора в истории. философии" представлены основные итоги исследований метафоры философами, начиная от появления термина в древнегреческой софистике до теорий метафоры двадцатого века. Исходным пунктом является здесь указание на значимость для дальнейшего понимания метафоры (преимущественно как языковой формы) аристотелевского разделения.поэтики и логики, слов и мысли. Согласно Аристотелю, метафора понималась как форма, находящаяся вне сферы логических законов и принадлежащая только поэтике (риторике). Поэтому, начиная с Аристотеля метафора трактуется как внелогическое явление, находящейся вне сферы человеческого познания. От Аристотеля ведут свою историю две линии в понимании метафоры: "риторическая" и "логическая", объединенные представлением о принадлежности метафоры только языковым структурам. Согласно "риторикам" (Теофраст, Цицерон, Квинтиллиан), метафора является формой языка, осуществляющей в нем ряд значительных функций, в числе которых эстетическая, аксеологическая, номинативная. Основанием

для метафоры "риторики" считают чувственную способность человека. По мнению "логиков", (Т. Гоббс, Дж. Локк, Г. Лейбниц), описывающих метафору с позиций мышления, метафора есть неверное использование слов, уводящее от истины и искажающее картину рациональных построений. Метафора считается особенно непригодной для науки и философии, где ее употребление приводит к бессмыслице. Согласно "логикам", единственно адекватным средством выражения мыслей является буквальный язык, и метафора, как отклонение от собственных выражений, должна быть устранена из языка науки и философии. История философии в понимании метафоры несет на себе печать противостояния "риториков" и "логиков". Показывается, что эти две линии являются, по суги, выражением одной общей позиции, считающей сферой действия метафоры язык.

Доминирование в истории философии традиционной аристотелевской теории метафоры связывается с господствующими представлениями о мышлении, о связи мысли и языка. Так, язык трактовался традиционно как средство для выражения мысли, в качестве высшей интеллектуальной способности выступало абстрактное мышление, роль чувственного познания принижалась. Такие представление способствовали невысокой оценке языковых форм, имеющих основание в чувственном опыте человечества -метафор.

В диссертации отмечается, что уже в Античности зарождаются позиции другого типа, способные представлять достойную альтернативу пониманию метафоры, идущему от Аристотеля. К ним можно отнести философско-семантическую теорию метафоры Гермогена из Тарса. Согласно Гермогену, метафора имеет два уровня своего действия (уровень слов, уровень идей), метафора принадлежит

как языку, так и мышлению. Показывается, что крайняя позиция такого нетрадиционного понимания метафоры была выражена Фр. Ницше, сводившим к метафоре практически все человеческое мышление, указывающим на метафорический характер мысли и всех картин мира. Отмечается, что такие н"етрадицконные концепции "метафоры в истории философии были крайне немногочисленны, так как не соответствовали господствующим представлениям о мышлении и языке.

Во втором параграфе "Метафора: современное решение проблемы" (теории метафоры двадцатого века) говорится о радикальных изменениях, осуществившихся в понимании метафоры в двадцатом веке. Такие изменения связываются, в первую очередь, со сменой традиционных философских воззрений, в числе которых называются а) появление конструктивистских моделей познания, признание творческого характера мышления; б) утверждение самостоятельной значимости чувственного опыта, появление представлений об априорном чувствовании; в) признание значимости и самостоятельной ценности языковой реальности. Показывается, что дтод влиянием таких изменений был осуществлен выход на новый уровень понимания метафорического процесса. В качестве наиболее важных достижений современных теорий метафоры называются следующие: 1) метафора есть принцип мышления, а не просто фигура языка (А; Ричарде); 2) метафора есть особая форма мысли, не сводимая к рациональным операциям, представляющая собой взаимодействие идей (М. Блэк, А. Ричарде). За метафорой, согласно современным концепциям, стоит особая когнитивно-имагинативная активность, в метафоре присутствует деятельность воображения (Олридж, Ф. Хэнс, П. Рикер). 3) В современных теориях метафоры осуществлен выход на гносеологические проблемы (Лакофф Дж.,

Джонсон М,). Метафора рассматривается как средство организации концептуальных структур, как форма, способная задавать определенную категоризацию мира. В диссертации подчеркивается, что вопрос о гносеологической значимости метафоры мог встать лишь в связи с появлением конструктивистских моделей познания, где объект "не дан, но задан"; В теориях познания конструктивистского типа метафора может рассматриваться как основание сетки категорий, посредством которой задается описание какой-либо отдельной предметной области или мира в целом. 4) В современных теориях признается онтологическое значение метафоры, обнаруженное в рамках философской герменевтики. Согласно герменевтическому пониманию языка как наиболее универсальной реальности, метафора связана с фактом присутствия человека в бытии и характеризует его первичное отношение к миру, непосредственное ощущение человеком бытия. Метафора понимается здесь как фундаментальная языковая форма, соотносящаяся с глубинными потенциальными возможностями реальности, скрытыми нашей повседневной жизнью, связанная с коренными структурами бытия.

Понимание меггафоры предлагается осуществлять исходя из перечисленных положений теории метафоры. Дается краткое определение метафоры, вбирающее в себя ряд наиболее значимых аспектов. Метафора определяется не только как описание какого-либо предмета через другой, не собственный для него термин, но как понимание предмета через идею, характеристики другого предмета или явления, а также познание объекта, происходящее посредством привлечения свойств другого объекта.

Во второй главе "Природа философии и метафора" осуществлено сопоставление сущностных черт философского знания -с одной стороны, и природы метафоры - с другой. Целью данной

главы является показать, что метафора является формой, соответствующей сущности философского отношения к миру.

Вначале производится определение природы философии на основе обращения как к историческому развитию самой философии, так и к ее пониманию в трудах философов. Указывается, что философия в процессе своей истории осуществила себя и как целостное человеческое видение и как науку, соединив в себе два противоположных начала: чувственно-интуитивное и рациональное. Предлагается остановиться на принципиальной двойственности в определении природы философии, Указывается, что пренебрежение какой-либо из сторон философствования может исказить реальную картину. В принципиальной амбивалентности философии убеждает осуществляемое во второй главе обращение к определениям природы философии (Ф. Шеллинг, Г.В.Ф.Гегель, А. Шопенгауэр, М, Хайдеггер, Н.А.Бердяев).

Утверждается, что двойственность природы философии требует, соответственно, двойственности используемых философией средств,. В качестве таких средств предлагается рассмотреть понятие (1) и метафору (2). Понятие, как известно, представляет формальнологическое начало, поэтому в философии понятие символизирует рациональный полюс. Метафора же рассматривается как осуществляющая в философии противоположное, чувственно -интуитивное начало,

Во второй главе также предлагается обоснование утверждение о способности метафоры в полной мере представлять чувственно-интуитивный полюс, являться воплощением человеческого измерения философии. Для этого первоначально уточняется понимание чувственно-шпуитнвного, которое трактуется как воплощение целостного полнокровного образа бытия, предоставленного таким,

как оно открывается человеку. Утверждается, что это начало присутствует в философии наряду с построениями рассудка и выражает непосредственное единство сущего, связь мира и человека. Доказывается, что метафора является средством, способным выразить такое внерациональное отношение человека к миру, потому что в мифе, религии, искусстве, т.е. во всех формах духовной жизни, где преобладает чувственно-интуитивное начало, именно метафора является основным средством языка. Метафора рассматривается в качестве полномочного представителя целостного, синкретичного мировцденйя, несущего в себе сущностные особенности всех чувственно-интуитивных форм (мифо-поэтического начала). Так, для Дж.Вико метафора представляла собой "маленький миф", для И.Канта она являлась "миниатюрным произведением искусства". Согласно Э.Кассиреру. метафора является собственным концептуальным средством мифологии.

Во второй главе дается развернутое понимание "чувственно-интуитивного" начала философии. Оно приводится к четырем основным положениям: а) постижению мира в его действительности, непрерывной разнородности; б) передаче целостного образа бытия в его конкретном единстве; в) утверждению неразрывного единства, глубинного тождества субъекта и объекта; г) осуществлению внутреннего, безусловного познания всего сущего. Доказывается, что все указанные аспекты находят свое наиболее адекватное выражение в метафоре; Так, метафора является средством, способным воссоздать картину действительности, представлять действительность как непрерывную разнородность. Для метафоры не существует границ между понятиями, они видятся условными, легко преодолимыми. Метафора сближает вещи, разделенные рассудком, отнесенные им к различным сферам.

Метафора способна также выражать действительное единство вещей. Посредством рационального мышления можно прийти лишь к абстрактному, бессодержательному пониманию единства (все, целое, единое). Метафора же представляет в философии качественное единство, где, как в искусстве, целое постигается через отдельное явление, каждый отдельный продукт представляет бесконечность. Метафора здесь реализует постижение "Все во всем", где возможно считать заместителем целого любой из фрагментов бытия.

Через метафору в философии реализуется и единство субъекта и объекта, являющееся конституирующим для философского познания. Субъектно-объектное отношение в философии является первичным, ни из чего не выводимым. Метафора является формой, представляющей такое неразрывное единство человека и бытия, т.к. именно метафора позволяет описать мироздание под призмой какого-либо из человеческих качеств ("Мир ¿сть Разум", " Мир есть Воля" и Др.).

Метафора является в философии выражением безусловного внутреннего познания вещей, возможного в силу внутренних связей" познающего и познаваемого. Именно метафора представляет особое интуитивное постижение сущего, которое не может быть рационализировано; Для описания безусловного познания предлагается схема Вл.Соловьева: "вера - воображение - творчество". Метафора представляет все три стадии безусловного познания. "

Вторая глава, таким образом, посвящена обоснованию тезиса, что метафора в философии выражает глубокое, интуитивное постижение сущего, состоящее в видении единства всех вещей, осознании тождества человека с миром.

В третьей главе "Философские метафоры. Структура и функции метафор в философии" вопрос о роли метафоры в философии из

плоскости общей постановки проблемы переходит в русло конкретного ее исследования. Описывается целостная картина

действия метафоры в философии, показывается конкретный характер

функционирования метафор в системе философского знания.

Указывается на отличительные особенности собственно философских метафор, их специфические характеристики. Показывается, что взаимодействие, являющееся сущностью метафоры, в философской метафоре несет своеобразную окрашенность, связанную со спецификой философской сферы. Метафора философии есть взаимодействие с одной стороны -"вечных", постоянных философских "тем" (Универсум, Мир, Человек, Познание) и, с другой стороны, меняющихся социокультурных образов ("контейнеров"," "оболочек"). Философская метафора далее определяется как взаимодействие "вечной" темы и культурно обусловленного "контейнера". Указывается, что философская метафора характеризуется также принципиальной

неоднопорядковостью соединенных в ней объектов: с одной стороны, в метафоре присутствуют наиболее абстрактные идеи, с другой -вполне конкретные образы. Показывается, что такое соединение позволяет с помощью свойств конкретных предметов постигнуть абстрактное философское содержание, осуществить освоение новых смысловых пространств. В силу данного обстоятельства метафора является своеобразным орудием познания философа. Показывается, что многие фундаментальные философские термины обязаны метафоре своим происхождением ("субстанция", "материя", "идея", "акциденция" и др.). Указываются и другие особенности философских метафор, в числе которых их сосуществование с понятием и, в силу этого, условность.

В работе выделяются типы метафор в философии, среди которых важное значение имеют онтологические метафоры, представляющие собой понимание некоторых свойств объектов как самостоятельных сущностей.

В диссертации предлагается три этапа в рассмотрении вопроса о функционировании метафоры в философии. В их числе 1) "количественный", 2) "качественный", 3) системно - иерархический.

Первый этап предполагает рассмотрение проблемы с точки зрения частоты использования метафор в различных философских системах, у отдельных философов, в различные эпохи. Закономерностью такого этапа является установление зависимости количества метафор от определенной ориентации философской системы. При ориентации философа на науку количество метафор в его текстах уменьшается, при тяготении к мифу или поэзии -увеличивается. Если рассматривать историческое развитие философии, то наибольшее количество метафор наблюдается в периоды, когда доминирующей формой духа являлся миф или религия (Античность, средние века), в Новое время при преимущественной ориентации философии на науку, количество метафор уменьшается. Показывается, что слабым местом количественного исследования метафор; является невозможность учитывать неоднопорядковость метафор, различия их по статусу, по степени образности.

Второй, "качественный" этап, есть описание метафор с позиций их содержания, их специфической окрашенности. Здесь ставится вопрос, какие конкретные метафоры используются в философии, распадающийся на три более частных аспекта,: а) исторический, где содержание метафор рассматривается в зависимости от исторического периода существования философии; б) тематический, где

показывается обусловленность выбора метафор определенной проблематикой философии (онтологическая, гносеологическая, этическая); в) персональный, где описываются характерные метафоры, использующиеся отдельным философом (школой), несущие на себе отпечаток творческой индивидуальности философа.

Исторический подход показывает, что метафоры в философии по преимуществу заимствуются из форм духа, господствующих в жизни общества в тот или иной период. Так, Метафоры античной философии имеют мифологическое происхождение, метафоры философии средних веков имеют корни в Священном писании, философия Нового времени заимствует метафоры из науки. В философии распространены также метафоры, обусловленные историческими, социокультурными реалиями. Так, в античности находим метафоры, связанные с жизнью и управлением полиса; в Средние века крайне распространена метафора иерархии, лестницы, имеющая основу в субординационном, иерархическом устройстве феодального общества. В Новое время, характеризующееся возрастанием роли экономико-хозяйственной жизни, появляются экономические метафоры.

Тематический подход представляет собой исследование философских метафор в зависимости от проблематики определенного раздела философии. В диссертации осуществлен в качестве примера анализ метафор гносеологии, задающих.определенное понимание процессов познания, примером персонального подхода является рассмотрение метафор экзистенционализма.

Третий, системно-иерархический этап представляет собой наиболее глубокую стадию исследования проблемы. Здесь осуществляется переход от феноменального описания метафор к более серьезному анализу. Метафоры здесь рассматриваются как

обладающие различным статусом в системе философии. Данный этап состоит в выявлении иерархии метафор, выделении различных уровней метафорического, а также в исследовании специфических функций каждого из слоев метафор в философии.

Выделяется три уровня философских метафор: 1) слой метафор-иллюстраций;

2) слой метафор среднего уровня; 3) слой базисных метафор. Каждый уровень осуществляет свои особые функции и на каждом из них существуют особые отношения с понятием.

Так, метафоры-иллюстрации лежат на "поверхности" философского текста. Здесь они существуют параллельно с философскими построениями; Метафоры первого уровня способствуют пониманию текста, они дополнительно проясняют смыслы рассудочных конструкций.

На втором уровне метафора является уже имманентной формой выражения философских воззрений. Метафора здесь первична по отношению к рациональным описаниям. Метафора на данном уровне осуществляет гносеологическую функцию, осуществляя постижение новых смысловых пространств, недоступных для средств рассудка. С помощью метафоры здесь осуществляется внепонятийное постижение абстрактных смыслов.

Наиболее существенным для философии является третий уровень метафорического. Здесь представлены метафоры, лежащие в основе философских систем и задающие определенный образ мира (например, "Мир есть Огонь", "Мир есть Разум", "Мир есть Воля"). Утверждается, что в основе философии лежат такие базисные метафоры. Они кладутся в основу рациональных построений, т.е. осуществляется проекция сетки категорий, описывающий первоначало ("оболочку" метафоры, например, у Гераклита, Огня) на

образ Мира как целого. Базисная метафора задает, таким образом, способ описания Универсума в философской системе, осуществляя, тем самым, структурирующую функцию.

В третьей главе предоставлено также описание действия в истории философии базисных метафор, среди которых по источнику происхождения выделены природные, антропные и культурные, по характеру действия - метафора-Протея и метафора мозаики. Наибольшее внимание уделяется антропным методам, описывающим бытие по "образу и подобию" человека. В третьей главе рассматривается трансформация таких метафор на протяжении исторического развития философии. Показывается, что исходная метафора "Мир есть Человек", лежащая в основе мифологических, религиозных и предфилософских систем, трансформируется в философии ряд антропных метафор, работающих по принципу "Мир есть человеческая функция". Уподобление здесь носит более скрытый характер. В Античности к описанию мира применяются такие человеческие свойства, как Душа, Дух, Ум, Любовь, Ненависть, Эрос и др. В наиболее классические формулировки такие уподобления отливаются в Новое время, когда возникают базисные метафоры "Мир есть Разум", "Мир есть Чувство", "Мир есть Воля", задающие, соответственно, рационалистическое, сенсуалистическое и волюнтаристическое воззрения.

В заключении диссертации подведены общие итоги исследования, формулируются теоретические выводы.

1) Лебедев С.А., Полозова И.В. Метафора как средство познания: традиционная и нетрадиционная модели / Вестник МГУ, 1993, *4.

-- [ Страница 2 ] --

Рассматривая сферу метафорического, Аристотель определил ее как необычное словоупотребление. В «Поэтике» он указывает, что использование необычных слов делает речь благородной. При этом Аристотель называет благородным такое словесное выражение, которое повествует о сложных, важных вещах, интересное, раскрывающее индивидуальность говорящего. Кроме того, это речь, обращенная не ко всем, ее главная мысль, глубинный смысл не лежат на поверхности. С особенностями философии как метафизики эти отличительные черты метафоры оказываются сопоставимыми напрямую, если принять во внимание, что Аристотель определяет философию как учение о неподвижных и вечных сущностях, о сущем самом по себе. Философское знание выходит за пределы обычного, повседневного, следовательно, требует для себя соответствующих средств выражения – необычных слов. Кроме того, движение философской мысли от поверхностного к глубинному слою сущего должно быть отражено также в многоуровневом, углубляющемся словесном образе. То и другое позволяет первично определить метафору как такое средство выражения мысли, обращение философии к которому не случайно, а закономерно.

В историческом становлении философского осмысления метафоры определяется три основных линии трактовки ее сущности. Субституциональная концепция полагает, что в метафоре одно слово непосредственно употребляется вместо другого. Сравнительная точка зрения основана на предположении, что в основании метафоры лежит трансформация буквального значения. Теория взаимодействия, или интеракционистская концепция метафоры, разработанная А. Ричардсом и М. Блэком, рассматривает метафору как «разрешение напряжения» между метафорически употребленным словом и контекстом его употребления, основанное на подключении системы общепринятых ассоциаций. Согласно интеракционистской концепции, метафорическое выражение нельзя передать буквальными словами, без потери когнитивного содержания.

Обзор различных вариантов определения метафоры дает возможность обнаружить некоторые инвариантные линии в трактовке ее сущности. Во-первых, построение метафоры всегда связывается с установлением параллели между двумя существенно различными понятиями. Во-вторых, одно из понятий, включенных в метафорическое взаимодействие, всегда употреблено в более буквальной трактовке, чем другое, что делает обязательным для метафоры стыковку прямого и переносного значения ее базовых терминов. В-третьих, полюса метафоры содержат в себе несовпадающие спектры смыслов, между которыми существует многообразное взаимодействие. Именно это обстоятельство является ключевым для определения гносеологической сущности метафоры.

Гносеологическая сущность метафоры состоит в установлении непосредственной связи между внешне отдаленными понятиями в целях обогащения (расширения, уточнения, ассоциативного оформления) смыслового поля ключевого понятия через подключение к нему системы смыслов другого понятия. Представляется возможным утверждать, что именно внимание к гносеологической сущности метафоры составляет основу ее философского осмысления. Если лингвистика, особенно традиционная, рассматривает метафору как языковой феномен, то цель философии состоит в том, чтобы увидеть, каким образом через метафору реализуется мышление.

В работе рассмотрены основные варианты типологизации метафор. Аристотель выделил четыре типа метафор: перенос с рода на вид, с вида на род, с вида на вид и по аналогии. Дж. Миллер различает именные, предикатные и сентенциальные метафоры. А. Ричардс проводит разграничение между метафорами, которые строятся на основе прямого сходства между двумя объектами, и метафорами, строящимися на основе общего отношения, испытываемого нами к обоим объектам. Дж. Лакофф и М. Джонсон выделяют три вида метафор: структурные, ориентационные и онтологические. Практически все выделенные виды находят свое воплощение в философских текстах. Это связано прежде всего с многообразием философского знания – не только по содержанию, но и по способу философствования.

Одним из способов определения сущности метафоры является также ее сопоставление с близкими феноменами (синекдоха, метонимия и катахреза). Существуют два основных варианта трактовки соотношения метафоры с указанными феноменами: метафора трактуется либо как обобщающее понятие, либо как один из этих тропов. Исследования лингвистов, проанализированные в диссертации, по мнению автора, позволяют сделать вывод о том, что метонимия, синекдоха, ирония, метафора выполняют одни и те же функции в философском тексте, близки с точки зрения гносеологической сущности. Катахреза же, как «угасшая» метафора, слово, используемое в буквальном значении, применяется в философии для других целей. Возвращение слову его метафорического значения, обращение к этимологии слова позволяет отойти от привычного восприятия и применяется в постмодернизме как инструмент ломки стереотипов. Поэтому автор считает возможным, рассматривая метафору и близкие к ней феномены в качестве способов выражения мышления, делать достаточно общие для различных тропов выводы, выделяя при этом катахрезу как особый вид тропа.

В § 2 «Логическая природа и структура метафоры» раскрыта структура метафорического выражения, рассмотрена терминология, используемая различными авторами для понимания механизмов построения и функционирования метафоры в тексте. Логическая структура метафоры исследована в сопоставлении с логической структурой аналогии.

На основе анализа терминологии, используемой разными авторами для описания структуры метафоры, в диссертации выделена в качестве базовой терминология, предложенная М. Блэком. Основные компоненты метафоры называются у него главным и вспомогательным субъектами. Главный субъект метафоры – это предмет, свойство или отношение между предметами, на которые переносятся признаки; вспомогательный субъект метафоры – это предмет, свойство или отношение между предметами, от которого заимствованы признаки. Поскольку с метафорического слова на то, что оно означает, переносятся лишь некоторые характеристики того, с чем происходит сравнение, используется также термин «фильтр метафоры».

Выявление логической структуры метафоры может быть осуществлено через сопоставление метафоры с универсальной логической операцией аналогии. В диссертации подвергнуто критическому анализу утверждение о том, что в основе метафор лежит буквальная аналогия. Аналогия эффективна в тех случаях, когда она является выясненной, т.е. когда условия сходства и различия ясно сформулированы и точно определены. Метафора же, в силу многозначности смыслов и необходимости интерпретации, скорее близка к невыясненной аналогии. Цель аналогии – прежде всего получение истинного знания. Метафора же может направить к истине, подтолкнуть к ней, но метафора ориентирована скорее на получение нового знания (либо на его представление в процессах трансляции знания).

Сопоставление метафоры с аналогией позволяет увидеть возможность процессуальной, длящейся, раскручиваемой метафоры. И это обращает нас к разграничению простой и развернутой метафоры, имеющему особое значение при использовании метафор в философских текстах. Развернутые метафоры предполагают наличие нескольких главных и нескольких вспомогательных субъектов метафоры: базовое соотнесение понятий обрастает в таких метафорах рядом частных соответствий, иллюстрирующих компоненты или детали общего.

В § 3 «Функции метафоры и свойства философского знания» рассмотрены функции, которые выполняет метафора в философии, специфика философии и соответствующие ей особенности функционирования метафор в тексте, а также соотношение роли метафор в различных концептуальных видах познания: философском, научном, религиозном и художественном.

Онтологическая функция метафоры основывается прежде всего на процессе конструирования реальности, выражаемой в метафоре. С ней связана номинативная функция: метафора служит средством заполнения пробелов в словаре, обновления языка. Но онтологическая функция метафоры не сводится только к номинативной деятельности; метафора создает не только новую терминологию, но и целые языковые картины мира.

Гносеологическая функция метафоры имеет ряд подфункций. Метафора в философском тексте играет объяснительную и инструментальную роли: интерпретировать фундаментальные понятия философии и их взаимосвязь иногда невозможно без метафоричности, также без использования метафоры бывает достаточно сложно вычленить интересующий исследователя фрагмент реальности. Инструментальная функция метафоры переходит в методологическую функцию, позволяя использовать наиболее продуктивные метафоры в качестве ориентиров философских учений разных эпох. Гносеологическая функция метафор проявляется также в возможности метафорического предвидения, предвосхищения целостных проектов, которые получают затем многонаправленную разработку в контексте науки и самой философии, что свидетельствует об эвристической роли метафоры в познании.

Этико-эмоциональная функция метафоры заключается в расстановке акцентов, позволяющих определять ценностные ориентиры. Таким образом, эта функция перетекает в мировоззренческую функцию. Метафора способствует формированию в сознании человека картины мира и системы ценностей, выражающих отношение к миру.

Эстетическая функция метафоры считается периферийной для философского текста. Тем не менее многие философские тексты включают установку на создание определенного художественного впечатления, и метафоры в них становятся средством реализации этой функции.

Осуществленное выявление основных функций метафоры позволяет высказать ряд соображений о связи метафоры с самой природой философского мышления. Прежде всего можно указать на многообразие самого философского знания, в котором сосуществуют не только различные по содержанию концепции, но и разные способы философствования. Сама сущность философствования требует, чтобы это многообразие не унифицировалось, а поддерживалось и культивировалось. Данной особенности философского знания как нельзя лучше отвечает многообразие и многофункциональность метафоры.

Определяющей характеристикой философского мышления выступают обращенность к предметам, не данным непосредственно, не включенным в доступный опыт. Метафора, логика которой – в контакте между близким и далеким, в которой пробрасывается мост между доступным и знакомым и недоступным и загадочным, служит одним из немногих возможных способов самого включения таких реалий в гносеологический контекст.

Философия выступает и характеризуется как знание, наряду с теоретическим срезом несущее в себе обязательную мировоззренческую направленность. Метафоры же не только выражают, но и задают переживание отношения к описываемому положению человека в мире. Двойственность метафоры, слитость в ней концептуального и эмоционально-насыщенного образа соответствует двойственности определения философии в качестве теоретической сферы и формы мировоззрения.

Для философии характерна процессуальная рефлексия над основаниями как постоянная интенция, направленность к обнаружению глубинных и фундаментальных детерминант наблюдаемых явлений. С этой точки зрения привлекает к себе внимание такая черта метафоры, как многоуровневость: в самом строении метафоры заложено движение от одного смыслового слоя к другому, более глубинному, необходимость интерпретации.

Рассматривая метафору как форму выражения идеи, которая укоренена в художественном познании, но может транслироваться и в контекст других видов познания, можно указать также на следующие основания присутствия метафоры в философии. Во-первых, оно может быть рассмотрено как проявление общего гносеологического процесса проникновения одних видов познания в другие. Далее, философия имеет ряд особенностей, сближающих ее именно с художественным познанием, причем некоторые направления в философии программно ориентированы на такое сближение. Наконец, целый ряд существенных свойств метафоры может быть поставлен в соответствие специфическим особенностям философии как вида познания, что определяет внутреннюю интенцию философии к использованию метафоры. Таким образом, вырисовывается следующая логика. С одной стороны, метафора все время вносится в философию как составляющая художественного способа освоения реальности. С другой стороны, метафора представляет собой один из адекватных природе философского знания способов формирования и выражения мысли. Поэтому метафора, попадая на философскую почву, эффективно на ней приживается – в отличие, в частности, от науки, где метафорическое выражение является возможным, но неизбежно остается периферийным вариантом построения дискурса.

Во второй главе «Метафора в модификациях философского знания» дана характеристика способов построения и использования метафоры в различных типах философского знания. Не ставя своей целью дать сколько-нибудь полный обзор основных этапов исторической эволюции или актуального многообразия философии, автор попытался выделить некоторые типы философствования, стремясь показать, что метафора естественным образом находит свое место в каждом из них.

В § 1 «Метафоры в становящейся философии» анализируется роль метафоры в контексте греческой философии. Греческая философия рассматривается как становящаяся в том смысле, что именно в ней впервые были выделены и сформулированы основные проблемы, которые предстояло решать философии.

В становящейся философии первоочередными являются онтологическая и номинативная функции метафоры. Прежде всего номинативная функция метафоры проявилась в обозначении Вселенной как «космоса». Показано, что метафорическое содержание тезиса «мир – космос» не просто породило синоним слова «мир», обогативший словарь, но в свернутом виде представляет собой новое видение мира.

Особенно важна метафора для описания невидимых, божественных, ментальных миров. Для иллюстрации данного утверждения в работе дан анализ метафорического происхождения и использования трех философских терминов, введенных Платоном: «демиург», «эйдос», «Благо». Сущность души также описывалась в античности через метафоры, в связи с чем в работе проведен сравнительный анализ метафор «душа – книга» и «душа – восковая дощечка», а также метафор «крылья души» и «тело – одежда души».

Ряд античных метафор характеризует само функционирование философии – все, что относится к речи, дискуссии, спору. В частности, для описания диспута, диалога у Платона использованы метафоры войны, борьбы, противостояния, но не только они: платоновский Сократ не воюет, он играет и охотится за истиной. Интересна метафора, когда говорящий является ваятелем, а слова – воском или другим материалом, из которого он лепит образы. Возможно, что эту метафору можно оценить как одно из описаний механизма создания и функционирования самой метафоры.

Таким образом, метафоры в греческой философии используются прежде всего для формирования философских терминов, причем наряду с новым философским смыслом слова зачастую продолжает использоваться его первоначальное «бытовое» значение, что делает особо гносеологически выразительными метафоры античной философии. Метафоры незаменимы, когда необходимо изучить и описать сложные психические процессы; они также нужны для описания мира как единого целого, т.е. с помощью метафор конструируются онтологические взгляды.

Специфика метафоры в философии античности – ее развернутость, и процесс развертывания метафоры формирует структуру авторского текста. Заимствование метафор между авторами является свидетельством цельности греческой философии; но сама метафора является «благодатной почвой» для заимствования, поскольку дает возможность, в зависимости от разных целей и задач, наполнить ее новым смыслом, высветить иные ассоциации.

В § 2 «Метафоры в сциентистски-ориентированной философии» в качестве классического варианта указанного типа философствования рассмотрена западноевропейская философия конца XVI – XVII вв., поскольку ориентация на науку и познание – едва ли не наиболее яркая черта философии этого периода. В данном разделе автор стремился выявить, как сами философы Нового времени оценивали роль и значение метафоры в философии и науке, а также исследовать, для каких целей метафора применяется в их произведениях.

Ф. Бэкон указывает прежде всего на объяснительную функцию метафоры – она необходима для прояснения результатов познавательной деятельности: когда в науке открывается нечто новое, ранее неизвестное, понять это большинство людей может лишь при обращении к чему-то знакомому, сравнению с чем-то известным. Таким образом, Ф. Бэкон безусловно признает полезную роль метафоры в обосновании и прояснении результатов познавательной деятельности. По мнению автора, возрастание значимости данного аспекта функционирования метафор связано с том, что при возрастании теоретичности философии и ее ориентированности на научность задача трансляции результатов философского и научного познания в общественное сознание становится относительно самостоятельной.

В то же время метафоры в философии Нового времени нередко соотносятся с заблуждением, неправильным употреблением слов. Но в критическом отношении к метафоре, которое демонстрируют Ф. Бэкон, Т. Гоббс и другие философы этой эпохи, и в применении метафор в их философских произведениях нет противоречия. Метафора, по их мнению, не должна употребляться в конкретно-научном исследовании, в контексте эмпирического описания, на уровне теоретической фиксации фактов. При этом метафора широко применяется для риторического обоснования, популяризации и пропаганды полученных результатов.

Соединение номинативной функции метафоры с созданием яркого и запоминающегося, рассчитанного на определенное восприятие образа проявляется в ряде программных терминов гносеологии Ф. Бэкона, прежде всего в понятии «идолов познания». При более широком рассмотрении можно утверждать, что и все основные принципы своей философии Ф. Бэкон выразил через метафоры. Главная задача Бэкона – разработать орудие (органон) или метод наук. Главная область применения этого метода – естественные науки или изучение природы. В диссертации рассмотрены метафоры, которые сопровождают каждое из указанных положений. Так, разрабатывая индуктивный метод, Бэкон постоянно сравнивает работу «голой рукой» с работой «голым разумом», рассуждая об умственном орудии, необходимом разуму.

О РОЛИ МЕТАФОРЫ В ФИЛОСОФСКОМ ЯЗЫКЕ ОПИСАНИЯ СОЗНАНИЯ

Р.А. Мигуренко

Томский политехнический университет E-mail: [email protected]

Анализируется влияние естественного языка на формирование и решение проблемы сознания, роль метафоры в научном познании, описании сознания и его мифологизации, зависимость моделей сознания от языка описания.

Ключевые слова:

Естественный язык, моделирующий язык, язык описания, метафоричность языка, сознание, мифотворчество.

Для описания такого феномена как сознание используются не только философские категории и понятия, не только научная терминология специальных дисциплин, предметом которых является сознание, но и возможности естественного языка. Участие в описании сознания естественного языка создаёт специфически философскую проблему, суть которой состоит в необходимости создания такого языка описания сознания, который был бы адекватен своему предмету. Парадокс заключается в том, что сам предмет специфичен и с большим трудом поддаётся описанию посредством понятий и категорий. Для тех же случаев, когда требуется интеграция в единой концептуальной структуре естественно-научного и социо-гумани-тарного описания сознания, существует проблема логической связи между используемыми категориями и понятиями. В условиях междисциплинарного подхода к проблеме сознания логически корректная связь понятий, принадлежащих разным типам исследования, - задача для философии сознания актуальная. Высказывает мысль, что язык междисциплинарного общения может быть ситуационно меняющимся, т. е. как строго логическим, так и метафорическим .

Философия, соединяющая в себе рациональное и чувственно-интуитивное начала, вынуждена использовать логические и символические формы познания. Формально-логическое, рациональное начало предстаёт в понятии, с интуитивным началом связана метафора. Приоритет в философском языке описания сознания принадлежит метафоре, так как другого, более мощного способа уловить и содержательно определить объект такой высокой степени сложности не существует.

По вопросу о том месте, которое занимают метафоры в познании, позиции определились. Согласно одной, - чем менее развита теория, тем образнее её язык. Сфера применения метафор - неразвитые теории, развитые теории имеют строгий и специальный язык описания. Метафоры используются тогда, когда дисциплина или теория находятся на стадии формирования. Вторая позиция заключается в следующем: существование теории «на грани метафоры» свидетельствуют о том, что весь возможный потенциал строго логического мышления задействован и необходимы средства иного

плана, т. е. понятия, в основе которых - образы, символы . Общим в этих двух позициях является признание того, что метафора является своеобразным индикатором состояния науки. Можно указать ещё на одну позицию, суть которой в том, что в процессе познания периоды, когда мир мыслей оказывается богаче тех языковых резервов, которыми располагает данная область знаний и возникает потребность в соответствующей метафоре, естественны. «Метафоры нужны нам, потому что в некоторых случаях она оказывается единственным средством выразить то, что мы думаем, поскольку имеющиеся в наличии языковые ресурсы... оказываются неадекватными для выражения наших мыслей» .

Однако, решая одну проблему, метафорические средства выражения наших мыслей, создают другую - проблему их адекватного понимания. При этом, однозначного критерия «метафоричности» не существует - то или иное языковое выражение воспринимается как метафора только в определённом контексте. Наиболее зависима от контекста «прагматическая» метафора, «гносеологическая» метафора менее зависима от социо-культурного контекста. Относительно устойчивой к смене контекста является «онтологическая» метафора, поскольку она ближе всего к сознательному содержанию сознания.

Метафоричность языка обусловлена предметом познания. Чем сложнее предмет исследования, тем метафоричнее язык его описания. В качестве примера можно назвать квантовую механику. Метафоричность квантовой теории - от бессилия рационального мышления и языка: нет у неё адекватного сложности мира языка описания, и появился комплекс специальных метафор для описания квантовых объектов и процессов. Этот пример можно усилить ссылкой на то, что её метафорический язык стали использоваться в философии сознания. В философии сознания квантовые метафоры служат описанию объекта, который квантовому миру не принадлежит, квантовым объектом не является, законам квантовой механики не подчиняется. Цель использования квантовых метафор в философии сознания - описание феномена сознания в иной парадигме.

Метафоры в философии сознания, как свидетельствует её история, играли ведущую роль всегда.

Дж. Локк, негативно относившийся к метафоре, фактически благодаря ей, создал новоевропейскую модель сознания. Можно назвать не только общеизвестную метафору «сознание - чистая доска», но и ряд других: «хранилище идей», «приёмная ума», «китайский фонарик» и др. Не смог описать философ свои представления о сознании строго логическим языком, и не потому, что склонен был к художественному слову, а потому, что к этому предмет обязывал.

По поводу неизбежности символических форм выражения наших представлений о сознании М. Мамардашвили утверждает: в рамках любого сознательного опыта сознание всегда как минимум на один порядок выше, чем содержание, составляющее этот опыт. Но «если сознание всегда на один порядок выше порядка элементов содержания, составляющего опыт сознания, то у нас нет другого способа говорить об этом более высоком порядке, как говорить о нём косвенно, символически» .

Метафоры сознания выражают не только то, как мы говорим о сознании, но и то, как мы его понимаем. Они не только структурируют наши восприятия и мышление, но и наши представления о самом сознании. В этом смысле метафоры сознания раскрывают те или иные аспекты основного понятия. Поскольку философское знание о сознании имеет комплексный характер, для развития своего содержания философия сознания привлекает разноплановую информацию. Философский словарь описания сознания включает в себя понятия различного рода: понятия научные, собственно философские понятия и понятия обыденного языка. Их связь с метафорой различна: научные понятия пытаются избегать какого-либо сходства с нею, философским понятиям это даётся с большим трудом, понятия обыденного языка в отношении сознания по преимуществу являются метафорами.

Считается, что обогащение словаря описания сознания, изменение категориального аппарата философии сознания свидетельствует о росте знаний об этом феномене. Однако определённый смысл есть в вопросах : Лучше ли мы понимаем сознание, углубляется ли наше знание о нём в процессе замены одной метафоры на другую? Что, кроме социо-культурного контекста, изменилось в наших знаниях о сознании с заменой метафоры Нового времени («китайский фонарик») на современную (компьютерную) метафору?

Метафоры сознания в сфере психотерапевтической практик выполняют не онтологическую и не гносеологическую роль, а используются в прагматическом аспекте. Здесь они конструируются, поскольку опыт говорит о том, что метафоры сознания могут быть конструктивными и деструктивными - в зависимости от того, решают ли они те или иные психологические проблемы или создают их. В этой сфере, замечает А.В. Хитров, не пытаются теоретически определить природу сознания с помощью метафор; здесь решается вопрос не о том,

насколько метафора адекватна сознанию как объекту исследования, а о том, как эффективна она в «практическом применении» в отношении сознания. Однако практическая «работа» метафор сознания наводит на мысль, что сознание как объект исследования создаётся его описанием (метафорическим или понятийным) . Эта идея в разных вариациях устойчиво функционирует на просторах проблемного поля философии сознания и является базой для сомнений в отношении решения проблемы сознания.

Так, А.Г Максапетян утверждает о существовании в естественных языках любой культуры особых моделирующих зон (метафорико-метафизических баз), которые представляют собой первичные, т. е. буквальные, однозначные, языки описания неких систем (онтологий). Механизмом метафоризации является произвольная экстраполяция первичного языка описания одной онтологии на другую. В результате признаки действительные для системы проецируются на иную или иные системы. Метафизическое использование однозначного языка в качестве моделирующего приводит к утрате буквального терминологического смысла, первичный язык наделяется новыми смыслами - превращается в метафорический язык. Выбор моделирующего языка и метафорическое творчество определяется носителем первичного языка .

Переход от одного смыслового уровня к другому оказывается возможным, поскольку метафора обладает необходимыми специфическими свойствами - прерывностью, спонтанностью, непредсказуемостью. Основываясь на этих свойствах, И.В. Полозова описывает метафорический механизм, утверждая сходство между метафорой и квантовым скачком и используя аппарат квантовой теории для осмысления природы метафоры. Основанием для такого сравнения послужила принадлежность метафоры и сознанию, и бессознательному. Иначе говоря, метафора рождается и функционирует в сфере туманности - там, где «факт сочетается с мыслью».

Метафора А.Г Максапетян - результат экстраполяции первичного, однозначного языка описания на окружающий мир, явление культурно-социальное, объективно субъективный феномен. Метафора И.В. Полозовой - явление скорее природное, физическое. Представление о метафоре как семиотическом механизме моделирования мира посредством экстраполяции и дальнейшей глобализации языка описания и голографическая модель метафоры в сочетании с идеей тождественности метафоры и квантовых явлений, углубляя понимание метафоры, ещё более мифологизируют этот феномен. Мифологизируют в том смысле, что рациональность в этих теориях сливается с мифом и в этом слиянии мифологическое (психология «знание, не нуждающееся в доказательстве») преобладает. При этом и развенчать миф - доказать неадекватность предлагаемой версии, её не тожде-

ственность объекту - затруднительно, т. к. и интерпретатор мифологического текста является носителем «знания, не нуждающегося в доказательстве».

Поиск «чистых» логических и символических форм толкования сознания приводит к выводу: философские дефиниции сознания метафоричны, а символические формы описания сознания выполняют функцию дефиниций; что по своему статусу и логические, и символические способы описания сознания принципиально равнозначны (если применять к ним критерий - наличие осмысленности). Однако синтетический характер философского языка придаёт описаниям сознания логически-

противоречивый характер. Когда наша мысль наталкивается на непростой факт, образуется «зона туманности». Назовём её зоной потенциального мифотворчества, исходя из того, что язык «туманности» - это язык метафор, язык «маленьких мифов», предрасполагающий к многочисленным интерпретациям.

Философия сознания, не решив проблему объективного определения сознания, не установив границы и структуру сознания, объективно производит интерпретации субъективного, мифологического свойства и в отношении сознания, и в отношении его феноменов.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Суркова Л.В. Сознание в квантовом мире: новый диалог философии и науки // Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия. - 2007. - № 6. - С. 50-68.

2. Петров В.В. Научные метафоры: природа и механизмы функционирования // Философские основы научной теории. - Новосибирск: НГУ, 1985. - С. 196-220.

3. Мамардашвили М.К., Пятигорский А.М. Символ и сознание.

М.: Школа «Русская культура», 1999. - 216 с.

4. Хитров А.В. Джон Локк, Лоренс Стерн и метафоры сознания в философской психологии XVIII в. // Философия сознания:

классика и современность / Вторые Грязновские чтения. - М.: Издатель Савин С.А., 2007. - С. 45-54.

5. Максапетян А.Г Языки описания и модели мира (постановка вопроса) // Вопросы философии. - 2003. - № 2. - С. 53-б5.

6. Полозова И.В. Глубинные основания метафоры // Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия. - 2004. - № 3.

Поступила 19.11. 200S г.

УДК 101.1:316.7

СИСТЕМООБРАЗУЮЩАЯ РОЛЬ СИНЕРГЕТИКИ В ПРОЧТЕНИИ ТЕКСТА И ИНТЕРПРЕТАЦИИ СМЫСЛА

Т.В. Конюхова

Томский политехнический университет E-mail: [email protected]

Рассматриваются отдельные аспекты применения синергетического подхода к прочтению и интерпретации смысла текста в современном информационно-коммуникативном контексте. Показана двойственная природа текста. Раскрывается применение бифуркационного механизма к исследованию расширения диапазона эмерджентный интерпретаций текста в нелинейной модели прочтения.

Ключевые слова:

Прочтение текста, модели, семиосфера, бифуркационный механизм, смыслопорождение, полисмысловое явление, эмерджентный, синергетика, постмодернистский дискурс.

В современном научном знании применение междисциплинарных методов исследования к изучению различных феноменов и явлений является общепринятой тенденцией. Одной из причин такого положения вещей можно назвать ризомность и принципиальную неопределенность любого знания в постмодернистском дискурсе. Различные науки все больше оказывают влияние друг на друга, что и определяет размывание границ между ними, их взаимопроникновение и даже интеграцию в некоторых аспектах, заимствование и применение схожих методов, концепций и подходов. Подобное

взаимовлияние позволяет формировать комплексные теории на основе использования методологии междисциплинарной направленности и изучать различные объекты. Одной из таких методологий является синергетика.

Синергетика, как одно из ведущих направлений на данном этапе эволюции современной науки, играет системообразующую роль главной основы новой и во многом революционной концепции познания. Она репрезентует «естественно-научный вектор развития нелинейных динамик в современной культуре» . Интегрируясь с различ-